Книга История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Для справедливости следует заметить, что перерыв процесса обоснования не является совершенно (абсолютно) произвольным, просто волевым решением определенного научного сообщества, как это иногда принято считать18. На самом деле перерыв процесса обоснования, в частности, в науке обусловлен особенностями исследуемого предмета, уровнем и характером развития науки, ее границами. Поясню это примером из облас- , ти физического знания.

Как известно, в классической физике наибольшую обоснованность и «самоочевидность» имели основные положения, принципы и законы ньютоновской механики, область применения которых отнюдь не ограничивалась лишь одной физической реальностью (вспомним хотя бы эволюционное учение Г. Спенсера). Однако дальнейшее развитие физики, и прежде всего имевшая место на рубеже XIX—XX вв. революция в физике раздвинула границы физической реальности (с открытием мира элементарных частиц), поставив на первый план вопрос о статусе и области применения ньютоновской механики, об обоснованности тех основных положений и принципов классической физики, в незыблемости которых никто до сих пор не сомневался. Результатом всего этого явилось «снятие» прежних ограничений и соответствующее их расширение или сужение. Например, положение классической физики, что масса есть величина постоянная, разумеется, остается, как и прежде, истинным, но при одном условии: оно истинно лишь в рамках классической механики и переносить его на область микро- и мегамира неправомерно.

Из всего этого следует: во-первых, что принятие в той или иной области данного конкретного положения в качестве «абсолютно» обоснованного, «надежного» отнюдь не есть прихоть отдельного человека (или даже определенного научного сообщества), а является рационально обоснованным ограничением, обусловленным определенными внешними по отношению к человеку (или сообществу) факторами; во-вторых, что принимаемые в качестве «абсолютно» обоснованных те или иные положения отнюдь не являются неизменными, не допускающими никакой корректировки или критики.

Фундаментализм оставался господствующей традицией в классической и современной культуре вплоть до XX века. Но в последнее время в связи с изменением общей культурной ситуации, и прежде всего ситуации в науке, устои фундаментализма были подорваны. Традиционная апелляция к Разуму и Опыту оказалась совершенно недостаточной в духовной атмосфере западной культуры XX столетия, развенчавшей многовековый культ Разума. Обнаружилось, что человеческий разум слишком изменчив, погрешим, чтобы быть надежным фундаментом человеческой культуры. Вероятно, такого фундамента в прирюде и не существует: ни Разум, ни Вера, никакая другая категория не вправе претендовать на Абсолют, не могут исчерпать собой все многообразие и бесконечность человеческого бытия. Этим, по-видимому, объясняется выдвижение сегодня на передний план антифундаменталистской (критицистской) парадигмы.

Кроме того, волнующие сегодня земную цивилизацию проблемы человеческого бытия, в частности, так называемые глобальные проблемы, да и некоторые наши насущные внутренние проблемы, как возрождение отечественной культуры и духовности, трудности, с которыми столкнулось наше общество в столь драматичную эпоху в начале XXI века, делают всё более ощутимой необходимость развития всеобщего критицизма. Сам факт зарождения критицистского (фаллибилистского) стиля мышления в досократовской Древней Греции одновременно с рождением философского сознания, когда был осуществлен фундаментальный духовный переворот в нашей европейской культуре — переход, как принято выражаться, «от мифа к логосу», говорит об изначальной критицистской (фаллибилист- ской) природе философского мышления. Другое дело, что в силу социокультурных, исторических и иных обстоятельств она не всегда мота выражать себя в полной мере, отодвигаемая на задний план своим антиподом — фундаменталистским стилем философствования.

Постмодернистская социокультурная ситуация не только поставила под сомнение господствовавший до сих пор в европейской культуре способ философствования, определяемый научным разумом, но и выдвинула перед философским и методологическим сообществом задачу развития и распространения критицистского стиля философствования, наиболее полно отвечающего методологическим и философским запросам современной культуры. В целом можно сказать, что подобно тому, как ньютоновская методология вполне соответствовала методологическому сознанию европейской классической культуры, а эйнштейновская физика отвечала методологическим запросам философского и научного мышления первой половины XX века, методология критицизма отвечает всем запросам постмодернистской культуры. Все это дает осноьания считать теоретикопознавательные и методологические установки критицизма фундаментом не только современного научного разума, но и постмодернистского образа жизни, являющегося, по существу, критическим, точнее критицистским. В нем находит свое выражение основная онтологическая установка критицизма, которую можно было бы, перефразируя знаменитый принцип Декарта «cogito, ergo sum», сформулировать так: «Я критикую, значит, существую». В данном случае под «критикую» понимается некоторый внутренний настрой человека, содержание которого определяется актом сомнения пирсовско-декартовско-попперовского толка. А это значит, что речь идет о фактическом, психологическом сомнении пирсовского вида, которое, в свою очередь, служит толчком к теоретическому сомнению декартова типа, трансформирующемуся затем в сомнение попперовского типа. Последнее выражается в постоянном выдвижении предположений и их опровержении, иными словами, в непрерывном конструировании и критике. И чем активнее, динамичнее осуществляется этот процесс, тем действительнее человеческая экзистенция.

Таким образом, основная онтологическая установка критицизма выражает достаточно простой и очевидный факт, что ко всему следует относиться с определенной долей скепсиса, творчески, т. е. критически. К этому собственно и сводится методология критицизма, которая в силу своего широкого распространения, может считаться универсальным методологическим средством постмодернистского бытия человека.

Впрочем, этот вывод может показаться слишком категоричным. Бесспорно, какой бы совершенной ни была бы та или иная методология, какими бы она достоинствами ни обладала, она не может претендовать на статус универсальной, ибо ни одна методология не может исчерпать все то бесконечное многообразие методологических установок, диктуемых не мрнее многообразным окружающим нас миром бытия культуры и человека. В этом смысле критицизм как универсальная методология и образ жизни — лишь одна из бесконечного множества других возможных методологических установок, на основе которых и становится возможным «соприкосновение» с таинственным миром бытия[20]. Но поскольку мир человеческого бытия и культуры историчен, то на различных этапах его существования ему соответствует определенный уровень и стиль методологического сознания. Мне представляется, что современному типу культуры, сформировавшемуся во второй половине XX века, более всего отвечает критицистский и фаллибилистский стиль философствования. Можно предположить, что в будущем философское и методологическое сознание во многом будет определяться именно критицистским «настроем» нашего мышления. Об этом уже свидетельствуют многочисленные факты глубокого проникновения этого стиля мышления во все большее число сфер человеческой жизнедеятельности: от науки и искусства до нашего обыденного бытия[21]. И в этом нет ничего удивительного, ибо, как уже отмечалось, такие способ мышления и образ жизни вполне согласуются с природой человеческого сознания, которая, начиная со второй половины XX столетия, заявила о себе в полной мере.