Книга Смерть по высшим расценкам - Анатолий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Присев, состроила гримасу:
— Я долго? Он улыбнулся:
— Долго, но я выдержал.
— Люблю сидеть здесь и смотреть на парк. — На секунду приложилась к соломинке. — Вид ведь хороший, правда?
— Да, вид замечательный. — Пригубив скотч, спросил: — Давно вы здесь живете?
— Да нет, года три. — Она вздохнула, видимо думая о своем. — А вы где живете? На Западной Восемьдесят четвертой?
— На Западной Восемьдесят четвертой, в доме двадцать один, примерно там, где мы сели в машину. — Сделав глоток, встретил ее взгляд. — Насколько я понял, вы родились не в Нью-Йорке?
— Да, я родилась далеко отсюда. — Потянув через соломинку коктейль, тряхнула головой. — Чего вы вообще хотите сейчас?
Встретив ее смеющийся взгляд, откинулся на стуле.
— Лина… Я многого хочу.
— Например?
Увидев ее глаза, сказал сам себе: «Все, сейчас я поплыву. Выдержать такой взгляд невозможно. Он зовет, манит, да что там манит — засасывает».
Может быть, именно поэтому он ответил, почти не скрывая иронии:
— Да многого. Например, просто сидеть здесь с вами и смотреть на звезды.
— Сидеть и смотреть на звезды? Скажите, а вы любите танцевать?
Несколько секунд он смотрел ей в глаза, уже не пытаясь сопротивляться колдовству взгляда. Она ободряюще улыбнулась:
— Пойдем?
— Хорошо. — Он встал. Помедлив, картинно поклонился: — Разрешите вас пригласить?
— Да… — Подождала, пока он ее обнимет. — Потанцуем пока без музыки, ладно?
— Ладно.
Он начал медленно кружить ее, чувствуя, что под платьем у нее ничего нет, ощущая странный, волшебный запах ее духов, напоминающий запах полыни, и понимая, что еле сдерживает себя, чтобы не поднять ее сейчас на руки и не унести в комнату.
Продолжая кружиться, она сказала:
— А вы хорошо танцуете. У вас есть чувство ритма.
— Спасибо. Вы тоже прекрасно танцуете.
— Я не танцую, я просто кружусь. — Сказав это, она поддалась его движениям, и он сам не заметил, как оказался вместе с ней в гостиной.
В следующее мгновение он уже лежал на широкой тахте, рядом с ней. Он чувствовал ее легкое дыхание, и его губы сами нашли ее губы. Он поцеловал ее, одновременно срывая с себя одежду, и даже не заметил, как все, что на нем было, в несколько секунд оказалось на полу. Ей же не нужно было ничего снимать, халат сам сполз с нее.
Проснувшись, Джон увидел сначала белый потолок, затем бледно-желтую стену, на которой висела картина Поллака, и затем, повернув голову, — Лину. Она лежала рядом с ним на животе, одна рука была откинута в сторону, другая обнимала подушку. Простыня, которой была накрыта Лина, лишь наполовину прикрывала ее спину, чуть изогнутую и покрытую ровным загаром. Но и этого было достаточно, чтобы понять, как совершенна ее фигура.
Кусок неба за открытой дверью на балкон был серебристо-розовым, это означало, что рассвет давно уже наступил. Он помнил, как вчера, перед тем как они окончательно заснули, она постелила простыни и бросила на тахту подушки. И они, утомленные донельзя после взаимных ласк, провалились в сон прямо здесь, в гостиной. Черт, подумал он, у него в жизни было множество любовных связей, но близость с этой женщиной оказалась чем-то совершенно особенным. С ним никогда в жизни ничего подобного не происходило, он и сейчас не может опомниться от случившегося. Лина оказалась самой идеальной женщиной в физическом смысле, которую он когда-либо встречал, при этом она оказалась еще и самой нежной, самой искусительной, самой желанной, самой понимающей — понимающей его, именно его, Джона Лейтнера. Сейчас, когда она лежит, прижавшись щекой к подушке и легко дыша, он не может поверить, что все это случилось. Что она всю ночь принадлежала ему, только ему одному.
Часы на стене показывали половину девятого. Вообще-то в это время ему уже полагалось ехать в агентство. Ничего, подумал он, агентство потерпит.
Осторожно, чтобы не разбудить Лину, сел на тахту. Рядом, на серо-зеленом пушистом ковре, валялась его одежда. Собрав ее, отправился в ванную, оказавшуюся в другом конце огромной квартиры. Принял душ, оделся, повязал галстук, прошел на кухню. Найдя кофеварку, сварил кофе, поставил на поднос кофейник, чашки, молочник со сливками и сахарницу и вернулся к Лине.
Она лежала в той же позе и дышала так же ровно.
Он сидел в кресле, решая про себя, стоит ли ее будить, как вдруг, не меняя позы, она прошептала:
— Ты давно здесь сидишь?
— Да нет. Ты проснулась?
— Еще не знаю. — Повернувшись, приподнялась на локте, протерла глаза. — Да, почти.
— Я на всякий случай принес кофе.
— Очень мило с твоей стороны.
— Какой кофе ты любишь? Черный? Со сливками?
— Со сливками, но без сахара.
Налив ей и себе, протянул чашку. Взяв ее, она сделала несколько глотков, поставила чашку на пол, натянула на себя простыню:
— По-моему, ты куда-то собрался? Или я ошиблась?
— Нет, не ошиблась, мне нужно в агентство.
— Да? — Помолчала. — Но мы ведь договорились, что ты будешь меня охранять? Ты ведь сказал вчера слово «уговор», и я сказала, что заплачу за это. Это было?
— Ну… Да, было.
— Значит, с этого момента ты должен был считать себя моим охранником. И забыть обо всем, в том числе и о своем агентстве. — Допив чашку до конца, посмотрела на него: — Я слушаю.
— Лина, но сегодня понедельник, меня будут ждать клиенты. Я должен хотя бы отменить встречи.
Она отвернулась, делая вид, что страшно интересуется чем-то в окне. Вздохнула:
— Ладно, можешь не отменять свои встречи. Как, намерение охранять меня у тебя еще осталось?
— Осталось.
— Тогда подойди, пожалуйста, к секретеру, он вон там, в углу.
Подойдя к секретеру, он посмотрел на нее, и она кивнула:
— Открой верхний ящик, поищи, там должна быть чековая книжка. И захвати ручку.
Выполнив ее указания, он положил перед ней чековую книжку и ручку. Открыв книжку, она заполнила чек, протянула:
— Это аванс. Охрана мне потребуется на несколько месяцев. Может быть, на год.
— От чего это будет зависеть?
— От обстоятельств.
Взяв чек, увидел выписанную на его имя сумму, сто двадцать тысяч долларов. Чек был от банка «Саут-истерн юнион», владелица счета была обозначена как Лина Гжибовски.
Изучив чек, посмотрел на нее, пытаясь понять, насколько все это серьезно. В общем-то все ее разговоры об охране он до этого момента всерьез не воспринимал.