Книга Между небом и тобой - Лоррен Фуше

– Забавно, – говорю я с вымученной улыбкой.

Нотариус поднимает руку:

– Дайте мне закончить. «Ты мне солгал, но я тебя прощаю. И, поскольку это касается только нас двоих, я не хочу, чтобы дети слушали дальше, пусть они выйдут из комнаты. Остальное – для тебя одного, Жо».

Нотариус указывает на дверь. Сириан встает и выходит, повернувшись ко мне спиной. Альбена за ним, глядя на меня, как на тухлую устрицу, испоганившую целую корзинку. Сара по пути бьет меня палкой – легонько, но все же. Меня трясет от злости и при этом разбирает смех, потому что это самый фантастический твой розыгрыш. Это подло, Лу. Ошеломляюще подло. Ты победила, браво! Вот только как теперь доказать нашим детям, что это вранье, что это розыгрыш?

– «А теперь навостри свои большие уши, дальше все будет для тебя одного, – невозмутимо продолжает нотариус. – Раз ты сейчас слышишь эти слова, значит, я ушла до тебя. И стало быть, правду говорят, что лопоухие живут дольше. Я была в этом уверена!»

Дерьмовый у тебя юмор, Лу, ей-богу дерьмовый.

– «Ты растерялся и обозлился, Жо, я на тебя не сержусь, но ты мне кое-что задолжал, и это долг чести. Я накажу тебя, дав деликатное поручение…»

Так ты не шутишь? Ты и впрямь веришь, что я тебе изменял? Ты уже бредила, когда приходила к нотариусу? Ах, если бы я знал, я бы вволю в свое время натешился! Какие они были шикарные, эти девочки, которые нянчили внуков наших друзей… А шведская туристка, которой я починил велосипед?.. Я бы мог, если бы захотел. Надо было, ой надо было. По крайней мере, ты обвиняла бы меня не зря, любимая.

– «Вот что я тебе поручаю, бализки», – декламирует нотариус. И поднимает глаза: – Бализки?

– Семейное словечко. Продолжайте.

– «Тебя никогда не заботило счастье наших детей, так вот, я поручаю тебе сделать их счастливыми. Ты был изумительным любовником, великолепным мужем, но никаким отцом. Твои отец и дед надолго уходили ловить рыбу, это была их работа, ты поступал точно так же, работая в клинике. Твои предки дневали и ночевали в море, ты пропадал на дежурствах. Наши дети преуспели каждый в своей профессии, но они несчастливы. И, раз ты сейчас это слышишь, значит, я больше ничего не могу для них сделать. Поэтому и доверяю их тебе. Сириан женат, у него дети, Сара свободна, она порхает с цветка на цветок, берет свой нектар откуда только сможет, и оба они ничего не понимают в любви. Тебе случалось воскрешать пациентов после остановки сердца. Прошу тебя, верни улыбку на лица наших взрослых детей, они ведь носят твою фамилию. Предоставляю тебе полную свободу действий. Счастье – штука заразная. В конце операции – сюрприз».

К чему весь этот фарс, Лу?

Нотариус между тем невозмутимо продолжает:

– «Сириан и Сара ничего не должны знать. Я запрещаю тебе говорить с ними об этом. И со своим товариществом Семерки тоже. Твоя миссия более чем выполнима. У тебя есть сколько угодно времени после двухмесячного периода надежности[30]. Ни одно агентство не в курсе твоих действий, и это письмо не самоуничтожится».

Он поднимает на меня глаза:

– Ваша жена имеет в виду фильм с Томом Крузом.

– Ничего подобного. Речь о сериале с Питером Грейвсом и Барбарой Бейн. Вы тогда еще не родились, его показывали в шестидесятых.

– А намек на товарищество Семерки вам понятен?

Я киваю головой и спрашиваю, в свою очередь:

– Можете объяснить, что значит «сюрприз в конце операции»?

– Ваша жена оставила еще одно письмо, адресованное вам, вашему сыну и вашей дочери, но я передам его только после того, как ваша миссия будет выполнена.

– Отдайте мне его немедленно! – ору я как ненормальный. – Сара и Сириан – взрослые люди, они живут в пятистах километрах от Груа и выбрали себе такую жизнь, какую сами захотели. Лу была больна, ее болезнь и внушила ей столь странную идею. Я врач и знаю, что говорю. А вы нотариус, и у вас недостаточно квалификации, чтобы судить о счастье других людей.

– Моя роль ограничивается тем, чтобы сообщить вам последнюю волю вашей покойной супруги, доктор. И не мое дело, каким образом вы эту ее последнюю волю станете осуществлять.

– А кто тогда будет решать, выполнил я поручение или нет?

– Я задал вашей ныне покойной супруге этот вопрос, она ответила, что вам доверяет.

– И при этом обвиняет в предательстве?

Нотариус пожимает плечами – дескать, тут уж ничего не поделать.

– Чего только не увидишь в нашей профессии, но, должен сказать, это завещание куда более разумно, чем другие. Если вы искренне полагаете, что ваши дети счастливы, и верите в это всей душой, приходите через два месяца, я отдам вам письмо. Снимете печать и прочтете. Желаю успеха, доктор!

Он встает, показывая мне, что визит окончен. Сейчас он пойдет домой, чтобы наконец воспользоваться выходным днем, который мы ему подпортили, а я окажусь лицом к лицу с детьми.

– Минутку-минутку! Вы сказали, что я сниму печать с письма Лу, значит, конверт не просто заклеен?

– Оно вообще без конверта.

Нотариус открывает ящик письменного стола, вынимает из него бутылочку и ставит ее передо мной. Бутылочка запечатана сургучом. Этикетка поцарапанная, в конце названия соскребли две буквы, и теперь можно прочитать только «шампанское Мерси»[31]. Внутри – два сложенных листка бумаги. Я узнаю эту бутылочку. Однажды я ее уже видел – июньским вечером, в самое солнцестояние. Я тогда еще работал в больнице и действительно пропадал там сутками, Помм было всего-то несколько месяцев…

Десять лет назад

Лу – остров Груа

Вечер летнего солнцестояния. Я с такой любовью приготовила для нас сандвичи. Сколько бы я ни ходила на курсы, где учат готовить, сколько бы ни покупала кулинарных книг, – все, к чему ни прикоснусь, делается несъедобным. Я с этим смирилась, но ты… зная, что тебя ждет, ты накупил чипсов и «Клубники Тагада»[32]. Мы едем на скутере к воде и устраиваем там пикник. Пляж сейчас совсем пустой, безлюдный, мы расстилаем большое полотенце, садимся и начинаем пировать, а чайка наблюдает за нами, страшно довольная тем, как ей повезло. Это знакомая чайка, ей известно, что сандвичи мы точно не доедим. Ты действительно съедаешь только половину своего, да и то чтобы доставить мне удовольствие. Сара и ее жених Патрис только что поступили в Политехничку и отправились на Корсику, выбрав маршрут GR-20[33]. Свадьба назначена на октябрь, приглашения уже разосланы. Сириан пытался поступить вместе с ними, но провалился, и новая подружка по имени Альбена его утешает. Ты говоришь, от провала спеси у него поубавится, а на мой взгляд, такое унижение мальчику было ни к чему. Ты лучший врач на свете, мой любимый, но ты совсем не понимаешь нашего сына. Ты весь выложился, чтобы стать заведующим отделением, и Сириан так боится тебя разочаровать, что это его парализует. Ты больше любишь Сару, и он это чувствует. Альбена, на твой взгляд, задавака и критиканша, ты не в состоянии запомнить ее имя и называешь ее то Элианой, то Арианой, то Морганой. Тебе куда больше нравится та девушка, которую наш сын любил раньше, Маэль, мама Помм. Нашей внучке восемь месяцев, и мы ее просто обожаем. Я по природе наседка: если у моих цыплят все в порядке, я кудахчу от радости, и ты можешь сколько угодно петушиться, все равно будет так. Любить ребенка означает поставить крест на том идеальном дитяти, о котором мы мечтали, которым грезили, и принимать его таким, каков он есть, а не таким, каким нам бы хотелось его видеть. Ты бы не выбрал Сириана в друзья, но он наш сын, Жо. Он твой сын, и он на тебя похож.