Книга Элла в Лапландии - Тимо Парвела

— Вы не поняли! — воскликнула Ханна. — У девочек тоже будет борода!

— Здорово! — сказал Тукка.

— Йес! — согласился Злюк.

— У вас, небось, вырастет длиннее, чем у меня, — снова опечалился Сампа.

— А у вас будут усы? — спросил Пат.

— Вы что; не поняли? Мы здесь останемся на веки вечные и никогда не вернёмся домой, ну разве что раз в год, на Рождество, сможем заглянуть в своё окошко!

— Здорово! — сказал Тукка.

— Йес! — поддержал Злюк.

— Я, небось, не дотянусь до окошка, — печально сказал Сампа.

— А Дед Мороз платит зарплату? — спросил Пат.

— Я сдаюсь, — сказала я.

— Осталось только надеть костюмы и пойти водить хороводы, — вздохнула Ханна.

— Хороводы? — обеспокоился Тукка.

— С девчонками? — уточнил Сампа.

— Если мне придётся водить хороводы с девчонками, я тут всех отхоровожу, — заявил Злюк.

— Хороводы? С девчонками? Йес! — обрадовался Пат.

Но в конце концов мальчишки осознали, насколько серьёзна ситуация, и пришли в ужас.

Мы все понимали: чтобы спастись от бороды и хороводов, надо поскорее делать ноги.

— Минуточку, — произнёс Тукка, оправившись от первого шока. — Раз учитель сам нарочно привёз нас сюда, почему он предлагает бежать?

— Потому что он ненавидит лыжи, — объяснила Ханна.

— Или Козломороз шантажирует учителя. Говорит, что принесёт ему или его детям подарки только в обмен на гномов, полностью обученных и подготовленных к работе, — сказал Тукка.

Нам внезапно открылась истина. Какой всё-таки благородный человек наш учитель! Он готов бежать даже несмотря на то, что никогда больше не получит подарков. Для нашего спасения он готов пожертвовать и своими подарками, и подарками своих детей.

Нам только казалось странным, почему Козломороз так жесток к собственному ребёнку. Как можно не принести подарков своим же родственникам? Мы-то всегда считали, что уж кто-то, а дети Деда Мороза получают подарков больше всех.

— С другой стороны, вот мой папа электрик, а у меня в детской уже год сломан выключатель, — задумчиво сказала Ханна.

— У моего папы магазин одежды, а я донашиваю одежду за сестрой, — сказала Тина.

А мой папа — писатель. И он никогда не читает мне сказку на ночь, — сказала я.

— Моего папу зовут Эско, а меня — почему-то Пат, — сказал Пат.

— Интересно, а как называется внук Козломороза? — задумалась Ханна.

— Его зовут Агнец, — решил Тукка.

12

Дед Козломороз молча смотрел на огонь. Его Козлёнок сидел рядом и тоже молчал. Мы собрались за столом, хозяйка показывала нам детские фотографии Козлёнка. На них всё это семейство выглядело просто семьёй. И Козломороз казался обычным молодым отцом — что лишь подтверждало, что и он был обычным человеком, пусть даже и сказочным персонажем одновременно.

— Младенцем ты был похож на поросёнка, — сказала жена учителя.

Учитель ничего не ответил, только поворошил кочергой угли в камине.

— Сжёг, значит, хорошие лыжи, — проговорил Козломороз хриплым голосом.

Учитель на секунду застыл, прежде чем ответить:

— Да, сжёг.

— Хорошие лыжи, — повторил Козломороз.

— На этой фотографии вашему учителю столько же лет, сколько вам сейчас, — попыталась отвлечь нас хозяйка. Но мы не могли сосредоточиться на фотографии. Мы ждали, что ответит учитель.

— Не такие они уже и хорошие, — проговорил учитель медленно и не очень уверенно.

— «Олимпия». Я подарил их тебе на Рождество.

— И я их никогда не любил.

Мы переглянулись. Козломороз принёс собственному Козлёнку не тот подарок! Нам Дед Мороз всегда приносил именно то, что мы хотели. Ну, всем, кроме Сампы.

— Но ты же любил кататься на лыжах, — сказал Козломороз.

— Я терпеть не мог кататься на лыжах, — сказал учитель. — Но ты никогда меня не слушал.

— Глупости, — отрезал Дед Козломороз. — Все любят кататься на лыжах. Хочешь, завтра возьми мои, а я съезжу и куплю тебе новые.

— Папа, я не хочу кататься! — голос учителя стал очень похож на козлиное блеяние.

— Я скоро состарюсь. Если хочешь сменить меня здесь, тебе надо уметь кататься, — серьёзно сказал Козломороз.

Учитель посмотрел на жену, словно ища поддержки. Она ободряюще кивнула ему.

— Но я не хочу. Это вы хотели перебраться сюда. Я не хотел и не хочу. У меня есть своё дело. Я учитель. Мне нравится моя работа, и я не хочу её бросать! — вспылил учитель.

— Вот, значит, как оно. Ну, ничего, завтра лыжня будет хорошая, прокатимся с ветерком, глядишь, все печали и позабудутся, — пообещал Дедушка Козломороз учителю, потянулся и ушёл в свою каморку.

Учитель остался помешивать угли. Он казался старше, чем обычно, сутулился и в этот миг стал вдруг очень похож на своего отца. И мы вдруг поняли: вместо того чтобы отдавать нас в гномы, учитель решил стать новым Козломорозом. Учитель ни в чём не виноват. Это Дед Мороз каким-то образом заманил нас в неправильный самолёт и в Лапландию, как паук в свои сети. Мы прямо застыли. Значит, вот он, момент смены власти. Старый Козломороз, его хозяйка и гномы уходят на пенсию, а на их место заступают новые. Но учителю этого явно не хочется. И нам не хочется. Мы должны помочь учителю и самим себе.

— А вот ваш учитель с Дедом Морозом, — сказала хозяйка.

На фотографии учитель действительно сидел на коленях у Деда Мороза и тянул его за бороду. И мы, конечно, разглядели, кто скрывался за этой бородой.

13

Нам, девочкам, было очень жаль учителя. Ему, несомненно, приходилось нелегко: в нём боролись Козломороз и учитель. Учительская природа призывала вернуться вместе с нами домой, к прежней жизни, но другое начало медленно и неотвратимо превращало его в Козломороза. Обе половины, безусловно, любили детей, но на этом их сходство и заканчивалось; одна из них привыкла работать днём, другая — по вечерам и ночам. Внутри учителя существовали двое: Козлёнок и Козломороз — и разрывали его на две части. Мы должны были помочь Козлёнку.

Ещё до восхода солнца в дверь избушки постучали. Это был учитель; он велел нам одеваться и скорей выходить.

Мы стояли в сумерках во дворе и сонно тёрли глаза. Учитель принёс охапку наших лыж и сказал надевать побыстрее. Мы, конечно, удивились: он же сам вчера говорил, что терпеть не может лыжи. Может, за ночь Козломороз одержал верх над Козлёнком? Когда он пошёл к сараю, мы недоверчиво смотрели ему вслед.