Книга Путеводитель по оркестру и его задворкам - Владимир Зисман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В скобках хотелось бы заметить, что в случае появления вакансии на место концертмейстера группы или солиста (духовика, например) дирекция обычно задолго до самого конкурса ведет приватные переговоры с интересующим ее музыкантом. В этом ничего аморального нет, потому что оркестр заинтересован в приобретении музыканта с уже известной профессиональной репутацией. Чем-то это может напоминать покупку клубом футболиста. Но формальности должны быть соблюдены, поэтому —
Первый тур
Исполнение сольной программы
Смысл этого мероприятия мне не очень понятен. Совершенно очевидно, что концерт Моцарта или сонату Баха лучше всех сыграют студенты консерватории, которые последние годы только этим и занимаются. А солист филармонии, ради которого вся эта бодяга затевалась, может и вовсе выдохнуться, не дойдя до репризы, потому что оркестровый солист — это по сути своей спринтер. Его задача — исполнить, может быть, небольшую фразу, может быть, большое соло длиной в две с половиной минуты, но сыграть его так, чтобы весь Большой зал филармонии сказал: «Вах!» А концерт Моцарта он последний раз играл пятнадцать лет назад на четвертом курсе и с тех пор его в глаза не видел, потому что ноты кто-то попросил и…
И вот наступает день прослушивания. Все лестницы, комнатки, каморки и туалеты консерватории (филармонии или что там еще бывает) гудят от музыкантов. Все повторяют трудные места, разыгрываются, а самые молодые и неопытные играют громче и быстрее остальных, что на самом-то деле является эквивалентом поведенческих реакций самцов в дикой природе в брачный период. В памяти народной сохранился рассказ о подобном фаготисте, который вот так активно разыгрывался в коридоре Ленинградской филармонии перед конкурсом. Когда он вошел в зал, где сидел худсовет, чтобы начать исполнять программу, Евгений Александрович Мравинский поднял голову от списка претендентов и произнес: «Спасибо, а вас я уже слы-шал. Следующий, пожалуйста».
Через пару-тройку часов обессиленные и внутренне опустошенные претенденты маленькими группками идут к ближайшему ларьку, а худсовет с опухшими от Баха и Моцарта головами решает, кто прошел на
Второй тур
Читка с листа
Это не совсем корректное название того, что реально происходит на втором туре. Строго говоря, чтение с листа — это способность адекватно и по возможности осмысленно сыграть нотный текст, который видишь впервые в жизни. Эта возможность довольно легко развивается, если просто играть все подряд, что на глаза попадется: сборники этюдов, старинные сонаты, да все что угодно. Крайне необходимый навык в студийной работе, потому что нотный материал, который стоит на пульте, ты видишь в первый и, вероятнее всего, в последний раз в жизни. Точно с такой же скоростью этот навык деградирует и вырождается, если ты в течение продолжительного времени исполняешь одни и те же произведения — неважно, «Франческу да Римини» или «Болеро». В театральном оркестре эта тенденция приобретает почти патологические формы. Это вполне естественно, если ты играешь «Евгения Онегина» с 1879 года, а «Лебединое озеро» еще на два года дольше. Апофеоз этого безумного жанра я с изумлением наблюдал в ансамбле Игоря Моисеева, когда две недели там работал, заменяя заболевшего коллегу. На концерте в Зале Чайковского маленький оркестр размещается в тесноватой ложе примерно на уровне балкона. И перед самым началом концерта я спросил у фаготиста, сидевшего за мной, не помешает ли ему, если я чуть сдвинусь назад. Фаготист, проработавший у Моисеева лет тридцать, сказал, что сейчас сделает, чтобы всем было удобно. И сделал. Он просто взял свой пульт с нотами и вынес. Весь концерт он сыграл наизусть. Не приходя в сознание.
Так, вернемся на второй тур. По большому счету, на нем никого не интересует, как претендент играет с листа. Если он поступит в оркестр, он все равно все выучит быстрее, чем дирижер. Задача в другом — послушать, как человек будет играть фрагменты из произведений, входящих в репертуар оркестра. Как правило, заранее предупреждают о том, какие именно фрагменты предложат сыграть, а иногда и дают заранее ксерокопию нот.
Более того, в нашем услужливом и доброжелательном мире для каждого инструмента издаются сборники оркестровых трудностей, в которых в большом количестве можно найти ошметки опер, балетов и симфоний, причем именно те, которые имеют относительно сольный характер или наиболее коряво написанные автором. Их надо просто выучить. А применительно к ситуации второго тура, безусловно, имеет смысл заранее поинтересоваться общим контекстом, в который встроен предлагаемый фрагмент, и характером произведения, а то может получиться такой же конфуз, как у меня с Джильдой.
Завершая главу, подведем итог. Во втором туре исполнитель играет без оркестра то, что ему доведется сыграть с оркестром, если он пройдет на
Третий тур
Проба в оркестре
Вот тут-то и становится понятно, чьи в доме тапки. Потому что просто сыграть сольный фрагмент произведения — это недостаточно. Игра должна быть и яркой, и встроенной в ткань произведения, и учитывающей то, что происходит рядом (игра-то командная, вы не забыли?), и стилистически точной. И уверенной, в конце концов. Чтобы никто не видел, как тебе страшно. А это — только опыт.
Вот когда-то догреб я до пробы в оркестр Вероники Борисовны Дударовой. Очень давно. Посидел у нее на репетиции, посмотрел на то, как она руками машет, ничегошеньки не понял — ну не совпадает она ни с чем, хоть ты тресни, да и не стал играть вовсе. Она меня потом в кабинет к себе позвала и спрашивает: «Ну как тебе мой жест?» Я ей правду-то говорить не стал. «Пластика, — говорю, — потрясающая!» Сейчас я в ту сторону вообще смотреть не стал бы — играл бы как все, глядя в пол, и всё было бы нормально.
Оркестр по своему базовому смыслу и функции — это музыкальный инструмент, на котором исполняется музыка, которую нельзя без существенных потерь исполнить на любом другом, менее дорогостоящем инструменте. Вот, собственно, и все.
Дальше идут детали. Изысканные. Потому что это и инструмент, и социум. И очень дорогое удовольствие, которое экономически не окупается. Оркестр может существовать за счет епископата, монарха любого размера и звания, государства, спонсоров и так далее, но все попытки перевести его на самоокупаемость заканчивались неудачей. По крайней мере у токийского симфонического оркестра NHK была такая попытка. Сыграв в течение года чуть ли не в полтора раза больше концертов, чем дней в году, они сдались. Кстати говоря, современному своему статусу лондонский Ковент-Гарден в значительной степени обязан Мейнарду Кейнсу, который убедил британское правительство в необходимости государственного финансирования искусства. Тому самому Кейнсу, который считается основателем современной макроэкономики как науки. Симфонический оркестр и его уровень являются предметом гордости для государства или города. Оркестр — это не только символ культуры, но и маркер экономического состояния. Причем это относится не только к нашему времени. Вся «наша» четырехвековая эпоха показывает массу примеров тому. Когда мы говорим «Мангейм», «Лондон», «Берлин» или «Милан», то понимаем, что значительная часть славы города принадлежит его симфоническому оркестру или оперному театру. Как во времена барокко, так и сейчас. И это косвенно говорит нам об экономических возможностях того или иного общества.
