Книга Тропою ароматов - Кристина Кабони

Видаль был высоким и сильным мужчиной. Он владел полями и лабораторией, где работала мать Элены, которую он обожал. Морис любил мать так же сильно, как ненавидел дочь.

Элена это знала, потому что он никогда не смотрел в ее сторону. Ведь она была «дочерью другого».

Элена не понимала, что именно это означает, но, несомненно, нечто ужасное. Ведь из-за этого мама так часто плакала.

Однажды Элена вернулась домой с полей и услышала, как мать ссорится с отчимом. Такое нередко случалось, и поначалу Элена не обратила внимания на взрослых. Она взяла печенье и собиралась опять бежать в поля, как вдруг подумала о Моник и вернулась, чтобы взять немного печенья для подруги.

– Она похожа на своего отца! Признайся! У вас нет ничего общего! Я не могу ее видеть. Как ты можешь думать, что я буду жить с ней под одной крышей?

Элена замерла. Внутри что-то сжалось, в животе заурчало. Голос Мориса точно удерживал ее и не давал сдвинуться с места. Отчим говорил тихо, словно хотел поведать какую-то тайну. Но Элена все прекрасно слышала.

Она повернула к дому. Дверь спальни была открыта. Морис сидел на стуле, свесив голову, запустив пальцы в спутанные волосы.

– Я ошиблась, но ничего уже не исправить. Ты ведь сам говорил, что надо забыть о прошлом и начать все сначала. Попытайся меня понять. Это же моя дочь!

Да, Элена – ее дочь. Сузанна произнесла это слово грустным и странным голосом. Почему она плакала? «Все из-за меня», – подумала Элена. В глазах и в горле что-то защипало.

Морис закрыл лицо руками и резко поднялся на ноги.

– Твоя дочь! А кто же ее отец? Кто ее отец?

– Никто. Я тысячу раз тебе говорила, он для меня никто. Он даже не знает о том, что у него есть дочь.

Морис покачал головой.

– Я не могу, Сузанна. Я знаю, что обещал, но я не могу.

И тут Морис заметил Элену.

– А ты что здесь делаешь? – закричал он.

Примолкшая Элена попятилась назад и побежала прочь. Она немного поплакала, пока бежала по полям туда, где ее поджидала Моник. А потом насухо вытерла лицо. «Слезами горю не поможешь», – часто повторяла Моник. Но боль никуда не уходила, она точно застряла в горле огромным комком, а в сердце образовалась бездонная дыра. Элена рассказала Моник о том, что случилось, подруга всегда внимательно слушала и понимала ее.

Пока Элена говорила о ссоре родителей, она вдруг поняла, что Морис просто ошибся. Ведь у нее никогда не было никакого другого отца. Наверное, нужно ему об этом сказать, и все образуется.

Однако следующие несколько дней, сколько она ни собиралась с духом, Морис смотрел на нее таким суровым взглядом, что она не решалась к нему подойти. Слова застревали в горле, рот не открывался, язык прилипал к нёбу. Тогда она решила подарить ему рисунок.

Для этого пришлось поискать подходящую бумагу, потому что Морис был очень высоким, но наконец Элене удалось уместить его на листке. Она нарисовала Сузанну, которая держала за руку ее, Элену, а рядом стоял Морис. И никакого другого отца больше не было.

Прежде чем подарить Морису рисунок, она показала его матери.

– Как красиво, милая, – сказала Сузанна.

Сузанна всегда хвалила рисунки дочери, хотя времени, чтобы их как следует разглядеть, у нее не было. Но это был не просто рисунок, поэтому Элена заставила мать рассмотреть все детали. Вся суть картины – в деталях, учительница рисования часто это повторяла. Поэтому Элена изобразила длинные волосы матери, спадающие на плечи, Мориса и себя. Взрослые на рисунке держали ее за руки. На девочке было красное платье. Ей очень нравился красный цвет.

Никакого другого отца не было, а он, Морис, мог бы стать ее отцом, если бы захотел. А что касается внешности, то и тут Морис ошибался. Жасмин уверила девочку, что когда она подрастет, то станет очень похожей на мать. Жасмин-то уж точно знала, ведь у нее было так много детей.

Однажды, когда Морис не на шутку разозлился, Элена решила порадовать его и побежала за рисунком. Она решила не обращать внимания на хмурое выражение лица Видаля, собралась с духом и протянула ему листок. Морис молча взял рисунок, быстро взглянул на него, а затем посмотрел на девочку. Лицо его скривилось от злости.

Элена невольно отпрянула назад, ее ладони вспотели, а пальчики вцепились в подол платья.

Потрясая листком, Морис повернулся к Сузанне, которая готовила ужин.

– Ты думаешь, это что-то изменит? – спросил он чуть ли не шепотом. – Счастливая семейка? Ты, я и дочь… неизвестно чья? Ты используешь ребенка, чтобы повлиять на меня?

Сузанна посмотрела на рисунок и побледнела.

– Это всего лишь рисунок, – нерешительно сказала она.

– Ты прекрасно знаешь, что я об этом думаю! – прокричал Морис, скомкав листок и крепко зажав его в огромном кулаке. – Почему ты не можешь понять? – и он бросил бумажный шар в дальний угол.

От страха на Элену напала икота, повисшая единственным звуком в наступившей тишине.

Казалось, только теперь Морис понял, что она все еще здесь, и уставился на нее, потом медленно направился в угол, поднял листок, расправил его и протянул Элене.

– Держи.

Но Элена покачала головой. Морис положил листок на стол и резко засмеялся.

Стоило Элене сосредоточиться, и она, несмотря на прошедшие годы, слышала колючий и натянутый смех Мориса Видаля. Сузанна подошла к дочери и попросила ее пойти поиграть с Моник. Когда Элена уходила, она слышала, как взрослые вновь принялись кричать, и в ужасе побежала вперед. Жасмин помогла ей утереть слезы и сказала, что Морис просто неправильно ее понял.

– Когда взрослые чего-то не понимают, они часто кричат. Это значит, они просто боятся.

Она взяла Элену за руку и отвела домой.

Мориса уже не было, а Сузанна сидела с опухшими, покрасневшими глазами. Жасмин заварила чай и сидела с ними до поздней ночи. На следующее утро Сузанна собрала чемоданы, и они уехали. Но через несколько месяцев вернулись.

Они всегда возвращались, и Морис неизменно ждал. Впервые в жизни Элена почувствовала запах ненависти. Холодный, как беззвездная ночь после дождя, когда ветер завывает за окном и пронизывает до костей. Страшный запах.

Через несколько недель Элене исполнилось восемь. Осенью они снова уехали из Франции, и на этот раз мать оставила ее во Флоренции, у бабушки.

– Мне нравятся вот эти, – сказала Элена, разорвав паутину опутавших ее воспоминаний.

Хрустальные флакончики под светом ламп казались какими-то особенными, их грани весело переливались, а в аромате чувствовалась сила.

– Нет, слишком резкие. Жак хотел что-то более гармоничное.

Элена покачала головой.

– Любая гармония относительна, она не может порождать новые тенденции. Если хочешь чего-то нового, нужно шагнуть дальше. Понюхай вот эти.