Книга Тропою ароматов - Кристина Кабони

Моник нахмурилась.

– Да ладно тебе, мы обе прекрасно знаем, что все мои духи примитивны, однообразны и тянут на твердую тройку. Даже моя лучшая композиция не годится на четверку. А ты – как художник, только пишешь не красками, а словами. Они улетают, и остается лишь чистый холст. Но у тех, кто дослушает до конца, навсегда запечатлеется в памяти созданная тобой картина. Я не знаю никого, кто может сравниться с тобой, ни у кого нет твоих знаний, твоего таланта.

– Да уж, талант! Даже не смогла покрыть расходы на…

– Слушай, не надо вечно поминать старую историю с бабушкиным магазином, – перебила ее Моник. – Его пришлось закрыть, потому что ты невероятно упряма. Положись ты на свою интуицию и отступи от древних правил Лючии, все было бы иначе. Ты и сама все знаешь. Мы столько раз это обсуждали. Не понимаю, как ты могла слушать бредни этого Маттео и считаться с ним. Максимум, чему он мог тебя научить, – это накрыть на стол.

Моник фыркнула и огляделась. Она была на взводе, в ее голосе слышалось раздражение.

– Ты никогда ничего не решала, ты просто терпела. Ты меня знаешь, я всегда говорю как есть. Обоняние – это твой дар. И точка. Духи, которые ты сделала для меня и для мамы, были удивительными, такие не повторить. В мире ничего не изменилось: каждый клиент требует уникальный аромат, который отразил бы его индивидуальность.

– Ты умеешь то же, что и я, – упрямо возразила Элена. – Мы вместе учились, вместе делали духи.

Она отошла к металлической стойке, на которой были выставлены флаконы разных размеров и форм. Стекло и хрусталь точно оживали под лучами света, падающими на грани флаконов.

– Все это так, но не я выросла в парфюмерной лавке. Это твоя семья – не моя – веками занималась изготовлением духов. Разница между мной и тобой – как между небом и землей.

Да, пожалуй, разница была немалой.

Моник росла как все нормальные дети: родители, брат, сестры, школа, дом, университет, ухажеры и, наконец, любимая работа. У нее всегда был выбор.

У Элены в каком-то смысле он тоже был. Она выбрала самый простой путь: покорность. Она потакала просьбам бабушки, делала все, что могла. Она пошла учиться на парфюмера и прилежно занималась своим делом. Но где-то в глубине ее души поселилась боль. Она разлюбила духи и принялась копить обиду и злость. Иногда бывает, что мы сами последовательно и самозабвенно раздуваем обиды до невероятных размеров, перекладывая на других ответственность за наши проблемы.

– Знаешь, что сказала мне бабушка перед смертью? – Элена помолчала, а затем, осмелев, поскольку подруга не перебивала, продолжала: – «Следуй тропою аромата, не сходи с нее!»

– У Лючии было не все в порядке с головой, – ответила Моник.

Губы Элены сложились в едва заметную улыбку.

– Несмотря на болезнь, ее голова оставалась ясной до самого конца. Все, что она делала или говорила, строго соответствовало ее планам. Лючия была одержимой, как и все женщины Россини, включая мою мать. Духи всегда были для нее на первом месте.

Элена замолчала. Она нащупала руку Моник и крепко ее сжала.

– Я закрыла лавку, потому что хотела жить нормальной жизнью, быть как все. Хотела ходить на работу с девяти до шести, встретить любимого мужчину, завести детей.

– Одно другого не исключает… Ты всегда можешь направить жизнь по этому пути, n’est-ce-pas?[2]

– Нет, мне так не кажется!

Ответ прозвучал где-то внутри. Все не так просто, неужели даже Моник этого не понимает? С духами у тебя либо все, либо ничего. Именно поэтому Элена их ненавидела. Потому что слишком сильно любила.

Когда-то она приняла решение. Духи были совершенно несовместимы с той жизнью, которую она строила с Маттео. Вот почему пришлось закрыть лавку. Если бы она и дальше занималась парфюмерией, ароматы заворожили бы ее, как это произошло со всеми женщинами семьи Россини, и Элена не смогла бы построить семью. Этого она боялась больше всего и потому решила отойти от дел.

– Я не хотела рисковать, – ответила она.

Не хотела рисковать. Не хотела сдаваться. И не хотела об этом думать.

– Мне кажется, хоть ты и отказалась от себя, счастья тебе это не прибавило.

Элена побледнела.

– Отказалась от себя? – она в раздумье покачала головой и прошептала: – Ты ошибаешься.

– Подумай, Элена. Что ты называешь счастьем? С тех пор как ты закрыла лавку и отправилась жить к Маттео, ты стала счастливее? Ты отказалась от всего, что умеешь и знаешь, что является частью тебя, ради идеи, иллюзии, которую вбила себе в голову. Ты шагнула из одной крайности в другую. Такую жизнь ты хотела?

Нет, не такую. Но судить со стороны всегда легче.

– Я старалась. Я верила в то, что делала, и старалась! – закричала Элена.

Моник внимательно посмотрела на нее, поджала губы, а затем улыбнулась.

– Сейчас я не об этом. Забудем прошлое и сосредоточимся на настоящем, потому что ты должна помочь мне найти новый аромат для «Нарциссуса».

– Да, конечно, – механически согласилась Элена. Но слова Моник продолжали звучать внутри ее.

Действительно ли она отказалась от себя?

Глава 3

Бензойное дерево. Огромное дерево, аромат его темной смолы источает уверенность и спокойствие. Эфирное масло бензойного дерева отгоняет прочь тревогу и огорчения. Оно придает душевных сил и энергии и подготавливает к медитации.

Первое, что помнила Элена, это слепящее солнце Лазурного Берега, а за ним – бесконечные поля лаванды. А еще цвета: зеленый, синий, красный, лиловый, белый, а потом все сначала. Еще она помнила темноту лавки, где, склонившись над столом, работала мать. Столы были заставлены склянками и алюминиевыми флаконами.

Большую часть года Сузанна работала в Провансе, где у нее был небольшой дом. В Провансе она встретила свою первую любовь, Мориса Видаля. Именно здесь Элена бегала по цветущим полям и здесь же она получила первые знания об искусстве составления духов: как собрать нужные травы, какие из них отправить на дистилляцию, а из каких получить конкрет, чтобы потом извлечь абсолют. Разноцветные лепестки всевозможных размеров летали в воздухе, носимые ветром, или струились красными ручьями из мешков, где их хранили первое время. Потом рабочие набивали ими огромные контейнеры, куда вмещались сотни килограммов лепестков. Когда контейнер наполнялся, его закрывали. Начинался процесс обработки, на парфюмерном жаргоне – «мойка». В результате получался конкрет – мазеобразная субстанция, концентрированная и невероятно пахучая. Очищенная от примесей при помощи спирта, она превращалась в абсолют.

Каждое действие отпечатывалось в памяти девочки яркой картинкой. Большую часть времени она проводила одна, и потому язык запахов стал для нее языком общения с матерью, которая, хоть и возила ее за собой, но разговаривала с дочерью крайне редко и по большей части молчала. Элене нравилось смотреть на жидкость, превращавшуюся в духи, ей нравился ее цвет, ее запах. Некоторые флаконы были совсем маленькими – не больше детского кулачка, а другие такими огромными, что приходилось звать Мориса, чтобы их приподнять.