Книга Копье и кость - Анастасия Машевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маатхас скрипнул зубами, потер лоб, широко раскинул длинные руки и ноги. Даже не будь у них за спинами войск, он бы дал Бану срок. В конечном счете, заставлять ее нельзя. Он знает наверняка, что сумел бы понравиться танше…
Почему Сабир запретил ему проводить Бансабиру сегодня до шатра? Он, Сагромах, не идиот, чтобы спутать эту ситуацию с какой-нибудь другой.
Никогда прежде ему не было так тяжело заснуть, будучи пьяным.
Когда Сабир открыл глаза, на его походном табурете сидела Бансабира. И выглядела так, будто не она захмелела на минувшем ужине до того, что Русса, побоявшись, вызвался отвести ее в шатер.
– Бану? – сонно позвал мужчина.
– С добрым утром, отец. – В руках женщина вертела бокал с водой. – А теперь давай ты расскажешь мне, что происходит.
– О чем ты, Бансабира? – Тан поднялся на ложе, приняв сидячее положение.
– Давай ты расскажешь мне, что придумал, – пояснила Бану. Сабиру яснее не стало.
– Честно говоря, не совсем понимаю тебя, дочка. Дай-ка мне пару минут, и мы поговорим.
Спал тан в штанах. Поднялся, накинул рубаху, вышел, а когда вернулся, Бансабира подала таз с водой для умывания. Сабир все еще выглядел сонным, и Бану помогала ему с утренними процедурами, насколько возможно. Лагерь за пологом, не считая караульных, тоже только просыпался.
– Так о чем ты хотела поговорить? – спросил, ополаскивая лицо.
– Яфур Каамал как-нибудь объяснил то, что из возложенного на него союза всех северян и Раггаров вышел альянс всего двух домов?
– Бану, мы в содружестве с Маатхасом. Пока вы добирались сюда с востока, ты объяснила ему хоть один свой поступок?
– И то верно, – признала женщина. – Яфур все еще действует из-за стен или наконец показался на карте?
– Любопытно, что ты спрашиваешь. Судя по всему, у тебя хорошие шпионы.
– Хороших не так много, и они заняты большей степенью на востоке страны. Так что насчет Каамала? – Бансабира принялась раскладывать одежду отца.
– Насколько я знаю, к Раггарам ездил Этер.
– Тот заносчивый старший из братьев? – подняла глаза.
Сабир неопределенно хмыкнул.
– Именно, – принял из рук дочери тунику и посерьезнел: – С ним надо быть осторожней, Бану. Этер – лис с когтями льва.
Тан потянулся за поясом в руках дочери, но Бансабира отстранилась.
– А Яфур, видимо, тот самый лев?
– В том, что у него золотая грива, сомневаться не приходится.
Тан не опускал рук, ожидая, когда дочь подаст пояс, но Бансабира повязала его сама.
– Это вполне оправдывает рвение Раггара подружиться с соседом. – Бану обошла отца и, застегнув пряжку, подняла на Свирепого глаза. – Но не объясняет твоих поступков.
– Что? – остолбенел тан. Бансабира отошла на несколько шагов. Смотрела прямо, вызывая.
– Я часто задавалась вопросом, и никто не мог помочь мне найти ответ. Поэтому я спрашиваю у тебя, отец. Что происходит? Какого черта мы торчим здесь?
Как не вовремя она засомневалась, подумал Сабир. Попытался обойти угол:
– Бану, – шагнул к дочери, протягивая руку.
Бансабира отступила, сохраняя дистанцию.
– Мне приходится принимать решения, которые не доставляют мне никакого удовольствия, я имею право знать – зачем.
– Обещаю, однажды ты все узнаешь, – клятвенно заверил Сабир.
– Я имею право знать сейчас.
Сабир вздохнул. Настырная девчонка!
– Ты ведь знаешь, кому мы обязаны смертью твоей матери и моего брата.
– Доно-Ранбир погиб от рук бежевых, а не красных. А про мою мать и говорить нечего. Так что другим рассказывай, что ввязался в войну из-за мести.
– Б-Бансабира! – Тан даже заикнулся от подобной наглости.
– Я хочу услышать подлинную причину, тан, – взметнула она бровь. – Не узнать, а услышать.
– Месть – весомейшая из причин, как и древнее соглашение северян о взаимопомощи! – Сабир зарычал.
– Только не начинай снова петь про старые обиды танов! Думаешь, я поверю, что ты семь лет готовился к походу из-за старых обид?!
– А ты думаешь, я мог позволить собственному гневу послать неподготовленных солдат в гущу сражений? Отправить на верную гибель?! Я все тебе сказал еще год назад, и нечего сочинять всякую ерунду!
– Подумай, прежде чем соврать мне, отец! – вцепилась она взглядом в Сабира, как клещами. – Думаешь, я не вижу, что ты делаешь? – отбросив маску высокомерия, разошлась женщина. Тем не менее слова цедила довольно тихо. – Все эти попойки, совместные лагеря, теперь еще и празднование дня рождения Маатхаса! Не помню, чтобы ты торопился отпраздновать свой, мой или других наших родичей! Не держи меня за дуру, тан Сабир. Я не Русса, который слепо верит в братское родство северян! Нас предают, улыбаясь в лицо, а мы с предателем пьем одно пиво!
Хоть немного совладав с собственной яростью, Бану зашипела:
– Мне слишком хорошо видно, чего ты хочешь. Я твоя дочь, не буду ни осуждать, ни отговаривать. Напротив – у тебя куда больше шансов добиться целей с моей помощью. Я не откажусь, сколь бы ни претила сама мысль о браке. Кровавая Мать! – вскинула руки, вновь повысив голос и зашагав внутри шатра. – Насколько же низкого ты обо мне мнения, тан!
– Я настаиваю, чтобы ты звала меня отцом! – От голоса дочери грудь и горло перетянуло каленым железом обиды.
– Тогда, отец, – приблизилась она к Свирепому вплотную – два одинаково твердых взгляда схлестнулись, как мечи, – вспомни, что детей рожают и растят матери, а северяне со стародавних времен хранят мудрость: «Пусть руки отпадут у того, кто не радеет о родственниках».
Хитро прищурилась. В черном, с собранными в тугой узел волосами, при оружии. Слишком гордая, слишком сильная, слишком строгая, признал Сабир.
– Бансабира, – почти жалостливо протянул мужчина, моргнув первым. – Девочка моя, – ласково проговорил он, чувствуя, как в груди сжимается еще сильнее. Протянул руку, надеясь обнять дочернее плечо, но Бану ударом тыльной стороной ладони оттолкнула ее и вновь отдалилась от тана.
– Во всем твоем окружении, отец, – проколотила каждое слово, – нет ни одного человека, который бы смотрел так же далеко и видел так же много, как я. Оглянись – ни один из них не поспевает за тобой, – оскалилась, вновь напомнив Сабиру дикую кошку. – Научись доверять мне хоть немного! Или Раду, Юдейр и Гобрий плохо делали свою работу в прошедший год?!
Тан окаменел на мгновение. Не давая ему опомниться, Бану вышла на улицу, широким замахом взметнув полог. Их ссора с Сабиром привлекла внимание нескольких человек. В числе первых был Маатхас – с опухшей физиономией и красными глазами. Не спал, сообразила Бану, приветственно кивнула и, обведя глазами ротозеев, прошла к своему убежищу, игнорируя все и вся.