Книга Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

Военное положение, которое привело к Метаврскому сражению триумфу Рима, может быть резюмировано следующим образом: для ниспровержения величия Рима было необходимо атаковать его в Италии, в сердце его могущества, и потрясти тесно спаянную конфедерацию, главою которой он был. Таков был объект военных операции. Для достижения этого карфагенянам нужны были прочная база операций и обеспеченные коммуникации. Первая учреждена была в Испании гением великой фамилии Баркидов; последнее никогда не было достигнуто. Возможны были две коммуникационные линии: одна – прямая, морем, другая – кружная через Галлию. Первая была блокирована морской силой римлян, пользование второй было затруднительным, а потом стало и вовсе невозможным вследствие оккупации северной Испании римской армией. Эта оккупация сделалась возможной благодаря господству над морем, которого карфагеняне никогда серьезно не оспаривали. Таким образом по отношению к Ганнибалу и его базе римляне занимали две центральные позиции – собственно Рим и северную Испанию, соединенные удобной внутренней коммуникационной линией, чем и обеспечивалась их постоянная взаимная поддержка.

Если бы Средиземное море было ровной пустыней, на окраинах которой римляне обладали бы горными цепями Корсики и Сардинии, укрепленными базами Таррагоны, Лилибея и Мессины, итальянскою береговою линиею почти до Генуи и союзными крепостями в Марселе и других пунктах; если бы, с другой стороны, римляне обладали также вооруженными силами, способными по своим свойствам пересекать эту пустыню, в то время как противники их располагали бы значительно слабейшей армией, а потому были бы вынуждены делать большой круг для концентрации своих войск, то истинный характер положения был бы сразу признан, и не было бы слов, достаточно сильных для выражения значения и влияния этой особенной силы. Было бы замечено также, что если упомянутый слабейший противник римлян и мог бы совершить набег, пройдя через эту пустыню, сжечь деревню или опустошить несколько миль пограничной местности; если бы он и мог даже, от времени до времени, перехватывать обозы, то во всяком случае это не поставило бы коммуникации под угрозу. Подобные хищнические операции на море предпринимались во все века слабейшею из воюющих сторон, но они никоим образом не оправдывают не согласного с известными фактами вывода, будто «ни Рим, ни Карфаген не обладали неоспоримым господством на море», так как «римские флоты иногда посещали берега Африки, а карфагенские флоты таким же образом появлялись у берегов Италии». В рассматриваемом случае флот играл роль силы, господствующей в предполагаемой пустыне; но так как элементы этой силы были совсем незнакомы большинству писателей, а представители ее с незапамятных времен являлись, так сказать, особой расой, не имевшей своих пророков, то ее огромное, решающее влияние на историю той эпохи, а следовательно и на историю мира, не было замечено. Если предшествующий аргумент основателен, то столь же нелогично вычеркивать морскую силу из списка главных факторов, определяющих результаты исторических событий, сколь абсурдно было бы настаивать на исключительности ее влияния.

Вышеизложенные примеры, взятые из двух эпох, далеко отстоящих друг от друга во времени (одна из них предшествует рассматриваемому в настоящем труде периоду, а другая следует за ним), иллюстрируют специфический интерес данного предмета и характер уроков, которые дает история. Как замечено выше, последние чаще относятся к стратегии, чем к тактике; они касаются скорее ведения кампаний, чем отдельных сражений, и поэтому дольше сохраняют свое значение. Уместно, в связи с этим, процитировать слова большого авторитета, а именно Жомини: «Когда мне случилось быть в Париже, в конце 1851 г., одна выдающаяся особа сделала мне честь, спросив о моем мнении относительно того, произведут ли недавние усовершенствования в огнестрельном оружии серьезные изменения в способах ведения войны. Я ответил, что они, вероятно, окажут влияние на детали тактики, но что в больших стратегических операциях и обширных комбинациях сражений победа, вероятно, и впредь будет результатом применения тех принципов, которые во все века приводили к успеху великих генералов – Александра и Цезаря, так же как Фридриха и Наполеона». Изучение вышеупомянутых принципов теперь сделалось для флота еще важнее, чем было прежде, поскольку современные паровые суда обладают более значительной и постоянной движущей силой. Наилучшие планы могли оказаться несостоятельными вследствие перемены погоды в дни галер и парусных судов; теперь эта трудность почти сошла со сцены. Принципы, которые должны управлять большими морскими комбинациями, были приложимы к ним во все века и выводятся из истории, но способность действовать на основании их, совсем или почти не считаясь с погодою, есть приобретение недавнего времени.

Определения, даваемые обыкновенно слову «стратегия», ограничивают его военными комбинациями, обнимающими один или несколько фронтов, независимых друг от друга или взаимно зависящих, но всегда рассматриваемых как действительные, непосредственные театры войны. Как бы ни было такое определение справедливо по отношению к сухопутной войне, оно, как совершенно справедливо указал недавно один французский автор, слишком узко для морской стратегии. «Последняя, – говорит он, – отличается от сухопутной стратегии тем, что она так же необходима в мирное, как и в военное время. В самом деле, в мирное время она может одержать самые решительные свои победы занятием (путем покупки или договора) превосходных позиций, приобретение коих, может быть, и недостижимо военными действиями. Она учится пользоваться всеми случайностями для того, чтобы утвердиться на каком-либо избранном пункте побережья, и превратить оккупацию, совершенную сначала лишь как временную, в постоянную». Поколение, которое видело, как на протяжении одного десятилетия Англия последовательно оккупировала Кипр и Египет на условиях, как будто придававших этой оккупации временный характер, но и до сих пор не заставивших ее покинуть эти позиции, может вполне согласиться с приведенным сейчас замечанием; оно, в самом деле, постоянно подтверждается спокойной настойчивостью, с какою все великие морские державы стараются приобрести все новые позиции, хотя и менее заметные и значительные, чем Кипр и Египет, в различных морях, куда проникают их народ и их корабли. «Морская стратегия имеет своей целью создавать, поддерживать и увеличивать, – так же хорошо во время мира, как и во время войны, – морское могущество страны», и поэтому изучение ее представляет интерес для всех граждан свободной страны, но в особенности для тех, кому поручены ее иностранные и военные сношения.

В дальнейшем изложении будут исследованы сначала общие условия, которые либо весьма существенны для величия нации на море, либо оказывают на это величие сильное влияние; за этим последует более подробное рассмотрение положения различных морских держав Европы в середине семнадцатого столетия – периода, с которого начинается наше историческое обозрение, и это рассмотрение послужит иллюстрацией к нашим общим выводам, придаст им точность.

Примечание. Блеск славы Нельсона, затмевающий славу его современников, и безусловная вера Англии в то, что он единственный человек, способный спасти ее от планов Наполеона, не скрыли, конечно, того факта, что только одна часть театра войны была или могла быть занята им. Целью Наполеона в кампании, окончившейся при Трафальгаре, было соединить в Вест-Индии французские флоты из Бреста, Тулона и Рошфора с сильной эскадрой испанских судов, создав таким образом подавляющую силу, которую он намеревался направить в Английский канал для прикрытия переправы французской армии. Он, естественно, ожидал, что поскольку интересы Англии рассеяны по всему миру, незнание назначения французских эскадр вызовет там смущение и тревогу, и английский флот удалится от пункта, избранного им объектом своих действий. Частью театра войны, вверенной Нельсону, было Средиземное море, где он стерег большой тулонский арсенал и пути на восток и в Атлантику. Последняя функция в глазах Нельсона имела не меньшую важность, чем другие, особенно вследствие его уверенности, что предшествующие посягательства на Египет будут возобновлены. Вследствие этого он сделал сначала ложный шаг, который замедлил преследование им тулонского флота, когда тот отплыл под командою Вильнева; к тому же последнему долгое время помогал попутный ветер, в то время как Нельсону приходилось бороться со встречными ветрами. Но хотя все это верно, хотя неудача комбинаций Наполеона должна быть приписана столько же упорной блокаде англичанами Бреста, сколько и энергичному преследованию Нельсоном тулонского флота после того, как последний сумел уйти в Вест-Индию, а также при поспешном возвращении его в Европу, – это преследование, во всяком случае, отнесено историей к числу выдающихся заслуг Нельсона, что и будет отмечено ниже. Нельсон, в действительности, не проник в намерения Наполеона. Это могло быть, как полагают некоторые, следствием недостатка прозорливости; но проще приписать это обычной невыгоде положения обороняющегося, не знающего, какой пункт избрал наступающий для нанесения первого удара. Найти ключ к положению – значит уже проявить достаточную прозорливость, а Нельсон правильно учел, что этим ключом был флот, а не какая-либо станция. В результате этого его образ действий дал поразительный пример того, как упорство и неутомимая энергия в преследовании поставленной цели могут исправить первую ошибку и разрушить глубоко продуманные планы противника. Его командование в Средиземном море было связано с множеством обязанностей и забот; но он ясно видел, что главной и важнейшей из них была забота о тулонском флоте, как о факторе, определявшем положение вещей в этом море и игравшем важную роль в любой морской комбинации императора. Вследствие этого внимание его было неизменно сосредоточено на упомянутом флоте в такой мере, что он называл его «мой флот» – выражение, которое несколько раздражало французских критиков. Этот простой и ясный взгляд на военное положение помог ему принять бесстрашное решение и взять на себя огромную ответственность, что выразилось в оставлении им вверенной ему станции для следования за «своим флотом». Решившись, таким образом, на преследование, неоспоримая мудрость которого не должна затмевать величия ума, его предпринявшего, он действовал столь энергично, что на обратном пути достиг Кадикса неделею раньше, чем Вильнев вошел в Ферроль, несмотря на неизбежные задержки, вызванные ложной информацией и неуверенностью относительно передвижения неприятеля. Та же неутомимая энергия помогла ему привести свои корабли из района Кадикса к Бресту вовремя для того, чтобы дать английскому флоту перевес над флотом Вильнева на случай, если последний стал бы упорствовать в своей попытке прийти туда. Английский флот, – при численности, значительно уступавшей соединенной численности флотов союзников, – был поставлен этим своевременным подкреплением из восьми кораблей в самое лучшее стратегическое положение, как это будет указано при рассмотрении аналогичных условий, возникших в ходе войны за независимость США. Силы англичан соединились в один флот в Бискайском заливе, расположившись между двумя дивизиями неприятеля, стоявшими в Бресте и в Ферроле и в отдельности уступавшими в силе упомянутому флоту, который поэтому смог бы по всей вероятности разбить любую из них прежде, чем другая пришла бы к ней на помощь. Таким положением дела Англия была обязана целесообразным действиям всех ее властей; но над всеми факторами, влиявшими на результат, развивается упорное преследование Нельсоном «своего флота», самостоятельно предпринятое им.