Книга Французский поход - Богдан Сушинский

— Не волнуйтесь, поручик, вам суждено погибнуть не в этом лесу, — сухим резким голосом заметила Ольгица. — Но об этом поговорим в другой раз. Если эту ночь мы проведем в постели, то прибудем в Краков через три часа после того, как женщина, которая направила вас сюда, отбудет из него. Но тогда какой смысл в вашем поручении?

— Вот видите, — благодушно поддержала ее Диана.

— Уж не хотите ли вы сказать?… — кончилось терпение поручика.

— Все, что госпожа Ольгица хотела сказать, она уже сказала, — перебила его Диана. — И не рассчитывайте, что я отпущу вас с миром, освободив от приятной необходимости прокатиться с нами по этому лесу. Кучер, гони!

— Я не могу рисковать вами, ясновельможная. Не скажу, чтобы в этом лесу завелись бандиты. Но здесь водится блуд. И лешие. Это бесовские места. Не думайте, что опасаюсь за себя. Как всякий солдат, я привык встречать смерть…

— Места здесь действительно бесовские, — неожиданно согласилась с ним Ольгица, — об этом нужно помнить, — и умолкла.

— Но ведь все равно нам необходимо ехать, — с укоризной напомнила ей Диана. — Иначе опоздаем.

— Вот и я говорю: пора двигаться дальше.

— Кара-Батыр! — позвала де Ляфер, и в ту же минуту у дверцы показалась бритая голова татарина. — Всели-ка мужество в этого труса-кучера.

— Не надо, Кара-Батыр, — вмешалась Ольгица. — Он и так поедет. Езжай, — тихо, так, что кучер едва мог расслышать ее голос, произнесла слепая. — Езжай, езжай. Я отведу от тебя все страхи, все напасти.

— Тогда уж отведи их заодно и от поручика! — презрительно рассмеялась графиня.

6

…С перевязкой было покончено. Фон Вайнцгардт и д’Артаньян поднялись и, поддерживая друг друга, начали спускаться в долину. Чуть ниже по склону медленно проскрипел осипшими колесами и отстонал жаждущими голосами целый обоз санитарных кибиток. Глядя им вслед, д'Артаньян почти с благодарностью подумал о том испанском артиллеристе, который в последнее мгновение почему-то сдержал свой клинок, давая ему возможность отвести туловище в сторону. А поняв, что противник ранен, медленно попятился от него, вместо того чтобы добить, как это делали в пылу схватки многие другие.

Но еще за минуту до этого сам д'Артаньян едва удержался от соблазна пронзить клинком юношу с тоскливыми глазами. Так они и расстались, глядя в глаза и пятясь друг от друга.

Один из непостижимых эпизодов боя. Таинственный случай войны, который обоими будет именоваться отныне «волею судьбы».

— Господин лейтенант! Господин граф!

Д’Артаньян оглянулся и увидел мчащегося по склону Сержа. Буланый конь слуги был в мыле. Сам слуга — бледен от волнения и усталости. Чувствовалось, что, прежде чем Серж догнал своего господина, он успел осмотреть все окрестности Дюнкерка.

— У вас такой вид, сержант, словно вы прибыли с личным посланием короля.

— Вы бы посмотрели со стороны на себя. До меня дошел слух, что вы то ли убиты, то ли ранены. Значит, все-таки ранены!

— Можешь считать, что пока еще нет.

— Какое счастье, что вас не убили! Иначе вы так и не узнали бы, какой неописуемой красоты девушка разыскивает вас! — На ходу соскочил с коня Серж, видя, что лейтенант держится рукой за бок. — Вы все же ранены. Посидите здесь, а я поскачу в деревню и вернусь с какой-нибудь повозкой.

— Так мы говорим о повозке или о девушке? — свирепо уставился на него д'Артаньян. — Кто она? Где?

— Баронесса фон Вайнцгардт. Вот именно, Вайнцгардт, если только я сумел правильно запомнить. Эти германцы!.. Даже фамилию толковую — и то придумать не могут. Словом, вас ждет Лили! Та самая, из пансиона «Мария Магдалина»!

Офицеры переглянулись.

— Баронесса фон Вайнцгардт?! — в один голос спросили они, подаваясь к Сержу и прощая ему «германские фамилии».

Баронесса… В деревне. Постовые не пропускали ее, но, кажется, она сумела пленить их всех. Хотя и строга безмерно. Требует графа д'Артаньяна. К крепости рвалась, причем в самый разгар штурма. Еле удержали.

Офицеры снова переглянулись. То, о чем сообщал слуга, обоим казалось невероятным, хотя каждому — по только ему понятным причинам. Но оба сразу же поверили Сержу.

— Коня! — ухватился за поводья мушкетер.

— Но вам нельзя! Вы ранены в бок! При такой ране даже ходить непозволительно, не то что скакать…

— Я сказал: «Коня»! — почти прорычал д'Артаньян, вырывая из рук слуги поводья. — Это перст судьбы, барон фон Вайнцгардт! И я не упущу его! В этот раз не упущу! Клянусь пером на шляпе гасконца!

«Я поступил слишком опрометчиво, приблизив этого мушкетера к Лили, — с тоской посмотрел ему вслед барон фон Вайнцгардт. — Но трудно было предположить, что все зайдет столь далеко. А эта чертовка Лили! Как она могла оказаться здесь? Придется поговорить с ней серьезно».

— Теперь не упущу, клянусь пером на шляпе гасконца! — все еще оглашал окрестности недавнего поля боя ликующий лейтенант д'Артаньян, вряд ли догадываясь при этом, какие страхи одолевают сейчас брата прекрасной Лили.

7

У Лили были собственные воспоминания о том, что происходило в пансионе «Мария Магдалина» и во время пребывания там королевского мушкетера д’Артаньяна и сразу же после его отъезда. А происходили там события, о которых графу, в общем-то, и знать не положено было…

— …Это вы, баронесса фон Вайнцгардт?! — медленно поднималась с широкого, застеленного розоватым шелковым покрывалом ложа маркиза Дельпомас. Она отдыхала не раздеваясь. Металась и мучилась со своими неразделенными чувствами, тяжело переживая минуты томных мечтаний о том, что никогда не сбудется.

— Чему обязана в столь поздний час?

Лили подошла к туалетному столику маман Эжен, повертела в руках какой-то флакончик, вдохнула источаемый им аромат и, поставив на место, принялась осматривать золоченую, украшенную витиеватой арабеской пудреницу, изготовленную в виде медальона.

Баронесса вела себя настолько непринужденно, что у Эжен Дельпомас перехватило дух: это ж какой невозмутимой наглостью нужно обладать воспитаннице ее пансиона, чтобы, впервые попав в спальню патронессы, делать вид, будто ничего особенного не происходит!

— У вас здесь почти уютно, маркиза. Извините, общепринятое в пансионе обращение «маман Эжен» мне совершенно не нравится.

— Все это крайне интересно, — с трудом выдавила из себя Эжен, чувствуя, как от волнения у нее пересохло в горле. — Но хотелось бы поближе к цели вашего визита.

— Цель любого визита пансионесс к своей патронессе заключается в самом визите. Разве не так? Поскольку каждый визит — «еще одна ступень познания жизни двора, его нравов, правил поведения в высшем свете». Я что-то упустила?