Книга Никто не спит - Катарина Киери

Я в плохой форме, мышцы не привыкли работать — это проблема. Но здесь царит такая атмосфера, что я не чувствую себя ничтожеством. Буссе и остальные постоянно перешучиваются, многие держатся довольно неуклюже — и никого это, кажется, не беспокоит, даже Их самих. Вдруг нам велят делать колесо. Я никогда не умел и никогда не научусь. Большинство новичков смотрят на Буссе с ужасом или скепсисом, некоторые даже отходят в сторону.

— Мы здесь не для того, чтобы красоваться, — говорит Буссе. — Мы здесь для того, чтобы задать урок нашим обленившимся телам. За дело!

Странное чувство, когда ты на глазах у стольких людей делаешь непонятное движение, больше похожее на неудачный кувырок на боку, чем на колесо, и тебя ничуть не тревожат косые взгляды и твоя собственная неуклюжесть.

Время от времени я смотрю на Юлию, иногда наши взгляды встречаются и она улыбается. Юлия движется уверенно и спокойно, у нее, должно быть, хорошее чувство равновесия. Наверное, все это для нее игрушки, детский сад в сравнении с тем, что умеет обладатель зеленого пояса. И все же ни один из тех, кто носит здесь белый костюм, не проявляет высокомерия — и уж точно не Юлия. Я хочу поговорить с ней в перерыве, попытаться выяснить, почему ее лицо мне знакомо.

— Поешьте между тренировками, — говорит Буссе в конце первой части. — И попейте как следует, в конце мы ускорим темп.

Парень по имени Фредрик идет прямо к мягкому коврику и плюхается на спину. Буссе качает головой, потом смотрит на Юлию и хитро улыбается:

— Следи за ним получше. Вы спать не слишком поздно ложитесь?

Юлия со смехом подходит к Фредрику, взъерошивает ему волосы и уходит в раздевалку.

Ледяная боль в груди. Усталость, накопившаяся в теле, вдруг становится невыносимой. Потом накатывает злоба: что я себе вообразил? Как мне вообще в голову пришло, будто что-то может измениться, жизнь может стать другой? Буду держаться в стороне, и плевать мне, кто с кем в паре, меня это не касается.

Еды я с собой не взял, да и не голоден. Через дорогу есть продуктовая лавка. Я надеваю куртку и, пересчитав деньги в кармане, иду туда. Хватает на мороженое и кока-колу.

У стены спортзала стоят две скамейки. Там никто не сидит, так что я занимаю одну. Здесь почти так же тепло, как в зале, но воздух свежее. Снимая обертку с мороженого, оглядываю бывший школьный двор.

Мне шестнадцать лет, я сижу на весеннем солнышке и ем мороженое, прислонившись к теплой стене. Идиллическая картинка. Если бы кто-нибудь увидел меня, то так и решил бы — идиллия. Многое в мире не является тем, чем кажется. Внешний вид обманчив.

А если бы, скажем, корреспондент из редакции «Спорт Спегель» приехал сюда, чтобы сделать репортаж о единоборствах на севере Швеции, в Норланде? Вот приехал бы он сюда сегодня и снял меня сидящим на солнышке с мороженым в руках, а потом использовал бы съемку в своем репортаже. Всей Швеции показали бы картинку, отнюдь не соответствующую действительности, совсем не похожую на мою обычную жизнь.

Я жмурюсь на солнце и воображаю себя на телеэкране: я, представитель здоровой шведской молодежи, ранним субботним утром отправляюсь на длительную тренировку по джиу-джитсу. Мне вообще-то обычно ёле хватает сил залезть в ванну, а тут нежданно-негаданно стал примером, вдохновителем тысяч молодых людей на просторах нашей родины. А потом этот репортаж покажут в других европейских странах и еще куча людей займется единоборствами только потому, что я сижу тут и ем мороженое. Смешно безумно, да просто бред сивой кобылы.

— Греешься на солнышке?

Я вздрагиваю и открываю глаза. Передо мною стоит Юлия, ее каре-зеленые (или зелено-карие?) глаза смотрят на меня. В руке у нее недоеденный бутерброд, а парня своего она, видно, еще не растормошила. И я не собираюсь спрашивать, где мы виделись раньше.

— А здесь хорошо. Пожалуй, я тоже присяду, — Юлия смотрит на меня чуть вопросительно. Как будто я решаю, кому тут сидеть, как будто ей нужно мое разрешение. Я слегка киваю — можно. Она откусывает от бутерброда и садится. Смотрю на остатки бутерброда: цельнозерновой черный хлеб, сыр, лист салата. Открываю кока-колу, делаю глоток. Юлия жмурится на солнце, жует.

— Ты раньше занимался единоборствами? — спрашивает она, глядя на меня.

— Нет, конечно. Что, по мне не видно? — грубо ухмыляюсь я.

Юлия удивленно смотрит на меня. Проносится холодный ветерок. Я понимаю этот взгляд, но грубый смех и дуновение ветра назад не забрать.

— А сюда почему пришел?

— Это все отец…

Вот глупо. Надо ж такое ляпнуть. Прекрасная характеристика: шестнадцатилетний парень, который не может сам придумать себе занятие, а ходит, куда папа велел.

— То есть отец мой знает Буссе.

Дальше объяснять неохота. Пусть сама догадывается.

— Да, я слышала.

Она прислоняется к стене и жует бутерброд, прикрыв глаза.

Ах, значит, слышала? Что еще она, интересно, слышала? Что обстоятельства жизни бедного Элиаса сложились трагически, что ему нелегко? Что раз он за что-то взялся, то его надо поддержать? Поэтому она тут сидит и делает вид, будто ей интересно, из благородных побуждений? Потому что Буссе велел членам клуба быть внимательнее к бедняжке Элиасу. И ради этого она оставила своего парня в зале.

Юлия доела бутерброд. Похоже, ей и вправду приятно сидеть со мной на солнышке. На носу у нее три веснушки.

— Со мною так же было, — говорит она вдруг, не открывая глаз. — Никогда бы не подумала, что стану заниматься единоборствами.

Она поворачивается ко мне, смотрит. Потом снова отворачивается, жмурясь на солнце.

— Но однажды я пошла посмотреть, как Фредрик занимается. Как ни странно, показалось интересно, а он стал меня подталкивать, чтобы я попробовала сама. И теперь у меня, кажется, запала больше, чем у него. Фредрик, конечно, ничего не говорит, но, по-моему, боится, что я его обгоню.

Юлия прыскает со смеху, наморщив веснушчатый нос. Она смеется с таким видом, будто я должен разделять ее веселье. Я все понимаю, но никакого желания смеяться вместе с ней у меня нет. Не понимаю только, зачем она тут сидит и делится со мной подробностями своих отношений с Фредриком.

— Хотя всякое, конечно, бывает. Иногда устаешь как собака, иногда все болит, особенно если новый прием отрабатываем.

Я слушаю и пью колу, глядя на Юлию и бывший школьный двор. Интересно, закон такой есть, что ли, — на школьном дворе всегда растут высокие сосны. Юлия наверняка думает, будто я скучный тип: ничего не говорю, пью кока-колу. Но что я могу поделать?

Открывается дверь, выходит Буссе.

— Вот вы где. Кажется, половина нашей компании заснула в зале, — смеется он. — Современная молодежь. Лодыри!

Он садится на вторую скамью. Коммивояжерская улыбка на месте.

— Как тебе, Элиас?