Книга Мой папа – мальчик - Елена Ожич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, и рассосётся, — мрачно сказал я. — Только неизвестно когда. А пока с тебя, вон, даже штаны твоего сына сваливаются.
— Ну да, ну да… — заметил папа и подтянул джинсы. — Мне кажется, в этой ситуации главное — не начать жить в обратную сторону. Ну, как в фильме «Странная история Бенджамина Баттона». Может, ну их, эти документы? Это же статья за подделку, уголовщина, колония для несовершеннолетних…
— Пап, мы не сможем решить твою проблему, сидя дома. Надо, как ты говоришь, использовать все шансы.
— Значит, женщину? — вздохнул папа. — Надеюсь, одну?
Обольстить нам предстояло домкома Склочневу. Её подпись должна была стоять на отцовской доверенности. А ну как Склочнева не согласится ставить её? К тому же надо ухитриться, чтобы она подмахнула нашу бумагу, не читая. Иначе начнутся расспросы про «брата» Борю. Чтобы она не начала спрашивать, расспрашивать будем мы.
Я взял блокнот и ручку. Папа сказал, что к женщине нужно идти с цветами и конфетами. Подходящего и вообще никакого букета в доме не было. Папа осмотрелся и прихватил с подоконника керамический горшок с каланхоэ.
— Мишка, не жмись, — сказал он. — Я видел, тебе вчера шоколадок надарили. Тащи одну.
Я взял одну, с альпийской коровой на обёртке.
— Какая у нас легенда? — спросил папа.
— Какая у нас… что?
— Ну, нам надо договориться о том, с чем мы заявились к этой женщине, — сказал папа. — Придумать какую-нибудь правдоподобную историю.
— А, ясно.
— Вчера Склочнева на нас накричала, — продолжил папа. — Сегодня мы идём извиняться. Чтобы она нас быстрее простила, мы подарим ей цветы и шоколад. А чтобы усыпить её бдительность, мы скажем, что пришли писать о ней статью. Дали задание на каникулы для школьной газеты — написать статью о своём соседе. А Склочнева у нас — всем соседям сосед.
— Ась? — спросила из-за двери Склочнева. — Каку-таку статью? Я сама вас щас под статью… Уходите, хулиганы, сейчас полицию вызову!
— Ираида Варсонофьевна, — сказал папа голосом глубоким, как Чёрное море, — позвольте подарить вам этот скромный букет, — и поднёс горшок с каланхоэ к дверному глазку.
Через две минуты мы уже сидели на склочневской кухне, и домкомша металась по ней седою курицей, расставляя на столе чайные чашки с какой-то доисторической тусклой позолотой.
— Всё-всё расскажу, ничего не утаю, — ворковала Склочнева, — и как вахтёром в КГБ служила, и как на общественную должность перешла, и как ГТО ещё сдавала… Я ведь на стрельбах сто очков из ста возможных выбивала. Я сразу вижу, кто свой, кто чужой…
Мы допивали уже третий самовар чая. Склочнева сидела на табуретке, прижав к груди подаренный каланхоэ, и поглаживала его, как какое-то бесценное сокровище. А шоколадку она поставила на холодильник, прислонив её к какой-то коробочке так, чтобы альпийская корова на обёртке была видна всем, кто входит в эту кухоньку.
— …и вот я теперь уже который год несу на своём балконе бессменную вахту по охране общественного порядка в нашем отдельно взятом дворе… — разливалась весенним ручьём речь домкома, а с фотографии на стене молодая Склочнева строго смотрела на старую Склочневу, которая сидела тут и выбалтывала двум подозрительным «хулиганам» всю свою, некогда засекреченную, биографию.
— Ираида Варсонофьевна, — снова сказал папа тем же проникновенным голосом, — Миша сейчас записал весь ваш рассказ. Очень интересный, содержательный рассказ. Весьма поучительный для молодёжи. Просим вас в блокноте поставить подпись, что с ваших слов всё записано верно. Таков порядок, извините.
— Да, да, конечно, — затрясла головой вахт-бабушка. — Я порядки знаю. Очки возьму только, в комнату схожу.
— Возьмите мои, — сказал папа и стянул с переносицы свой, как он называл, «бинокль доцента».
Склочнева надела очки на самый кончик носа и стала поверх них глядеть на мои записи, вчитываясь в каждую строчку!
— Нужно подписать каждую страницу, — сказал папа. — Ещё раз простите.
— Не извиняйтесь, юноша, — сказала Склочнева, важно поджав намазюканные по случаю визита «корреспондентов» губы, — раз надо, так надо.
И она мельком просмотрела страниц двадцать, ставя на каждой свою закорючку. В блокнот я вложил и нашу доверенность, которую Склочнева тоже завизировала.
— По крайней мере, мимо Склочневой теперь мы можем ходить спокойно, — сказал я, когда мы вышли из её квартиры.
С визой Склочневой мы пошли в ЖЭУ ставить печать. На нашей доверенности её ставить не хотели и требовали привести родителей.
— Мой папа только что был у Ираиды Варсонофьевны. Или вы, — я старался говорить как можно увереннее и значительнее, — хотите сказать, что такой ответственный и бдительный общественник, как Ираида Варсонофьевна, может подписать документ кому попало?
Паспортистка ЖЭУ хмыкнула, пожала плечами, потом достала из ящика стола круглую печать, нежно подышала на неё и поставила штампик на нашу доверенность.
— Пошлину платите в кассу, — сказала она. — Сто рублей.
— Не вопрос, — сказал папа.
О роли музыки в жизни папы
— Откуда деньги? — спросил я папу, когда мы получили заветную справку и вышли из ЖЭУ почти свободными четвероклассниками.
— Так это, — сказал папа, — кошелёк-то, слава богу, на месте остался. Не уменьшился даже. Хорошо, что я его во двор не взял, а дома в комоде оставил.
— Это хорошо, — ответил я. — Деньги нам, скорее всего, ещё пригодятся. Не у мамы же их просить.
— Если что, — сказал папа, — у меня ещё есть немного. Зарплата недавно была. Последняя, наверное… — грустно вздохнул он.
— Слушай, а тебя не хватятся? В институте? — спросил я.
— Ё-ка-лэ-мэ-нэ!!! — схватился за голову папа. — У меня же сегодня с утра лекция по русскому фольклору у иностранных студентов!!! А в конце я хотел им проверочную работу на дом дать! Это же международный скандал — преподаватель на лекцию не явился! Так, — начал он обшаривать свои карманы, — мобильник всё равно отключён. А, — махнул рукой папа в отчаянии. — Точно уволят! Поехали, может, ещё успеем!
— Куда поехали? Какой «поехали»? — схватил я папу за рукав. — Ты забыл, что ли?
— Ах, да-да-да, — ещё сильнее занервничал папа. — Что делать, Мишка?