Книга Оцелот Куна - Маргарита Азарова

«Пусть смеётся, сколько хочет, – незлобиво подумала Фёкла, – каждый сам выбирает свой путь, конечно, мне было бы не так страшно бежать отсюда, если бы кто-то был рядом, но – что поделать…»

И тут она заметила, как к ним приближается огромная тень. Испугавшись, стараясь не закудахтать, подружки наперегонки помчались на свой насест. Усевшись на нём, Фёкла замерла в невинной позе, придав своему взгляду равнодушное выражение, наклонив, как принято, гребешок, но вскоре она догадалась, что за чудовище сорвало так долго вынашиваемый план её разговора с замком. И поняла, что зря так испугалась – это был всего лишь пёс, охранявший птицеферму. Он тоже был стражем, и хотя его возможности намного превосходили возможности замка в передвижении по территории, но всё же они занимались одним общим делом: охраняли вверенное им место от непрошенных гостей и, в частности, её, Фёклу, держали взаперти.

Они оба были первым и очень важным препятствием в осуществлении мечты Фёклы вернуться домой, туда, где она родилась, к своей наседке-маме, и где, казалось, помнила каждый шесток, кормушку и каждое пёрышко главного громогласного обладателя самых прекрасных шпор петуха Казимира. И ещё она поняла: если хочешь чего-то добиться, то надо научиться бороться со своими страхами, научиться быть смелой.

На следующий день курочка Фёкла с видом наивной беспечности вышагивала вдоль забора. Было очевидно, что беспечность её внешнего вида обманчива; на самом деле она теперь выискивала хотя бы крохотное отверстие в заборе или рядом с ним. И тут ей улыбнулась удача – она увидела небольшой просвет, углубление у основания забора.

Она решила дождаться темноты и уже тогда действовать. А сейчас, отсчитав от ямки свои куриные шажки, точно зафиксировав направление, сохраняя безмятежный вид обычной ничего не замышляющей курочки, вернулась на своё место и тихо так сидела, экономя силы для побега. Даже приятельницу не стала тревожить известием о своём решении бежать под покровом уже надвигающихся сумерек.

Ночь на редкость оказалась безлунная. Что, конечно, с одной стороны, облегчало Фёкле задачу не обнаруживать своего передвижения, но, с другой стороны, затрудняло ей возможность ориентироваться, так как приходилось полагаться только на интуицию, зрение в данном случае было бесполезно. Она, бесшумно ступая, отсчитала запомнившиеся заветные шажки до нужного места. Ведь она видела, как в своё время её мама считала пшеничные зёрна, а она всё схватывала налету и, как бы там ни было, считать умела почти с самого рождения. Потом Фёкла повернула направо и, нащупав углубление, смело прыгнула в него. Усиленно заработала лапками, увеличивая ямку. Как ни странно, это ей удалось достаточно легко, видимо, кто-то пользовался этой замаскированной лазейкой и до неё.

Оказавшись на противоположной стороне, она не стала стремглав удаляться от злополучного места, а застыла в некоторой нерешительности; это было обусловлено тем, что желание взглянуть на неприступную дверь, неразрывно связанную с забором, с той, другой стороны, стороны свободы, было очень велико. Но было очень темно, и Фёкла решила не отвлекаться, а всё внимание сосредоточить на поиски главного направления, которое уведёт её подальше от этого места и приведёт домой. Тем более что здесь, на свободе за пределами забора, она не знала, куда ей следует идти. Выбор стороны, от которой она сделает шаг вперёд по направлению к своей цели, сократился до одной стороны забора, той, которая была за её спиной. Но это служило слабым утешением, так как правильное направление могло быть где угодно, а исследовать три другие стороны забора, растянувшиеся на много-много куриных шажков, не представлялось возможным.

Фёкла никогда не бродила ночью, но только под её покровом она могла уйти далеко, и её побег мог оставаться долго незамеченным. Но глаза не привыкали к темноте, наоборот, может, от волнения, но она, казалось, различает всё вокруг себя ещё хуже, и курочкой начало овладевать отчаяние.

Светлячок, оказавшийся рядом с Фёклой и засветившийся в этой кромешной непроглядной тьме, так её обрадовал, что она от радости захлопала крыльями, чем испугала его. Темнота вновь сгустилась.

– Где ты, светлячок? – позвала Фёкла, – я тебя не вижу. Мне очень страшно, я натыкаюсь на каких-то страшилищ, мне кажется, что кто-то хочет схватить меня, если тебе не трудно, посвети ещё, и я найду заветную тропинку домой.

И вдруг Фёкла увидела не один, а много светящихся огоньков.

– Спасибо, светлячки, вы светитесь для меня своими добрыми сердцами.

Она более уверенно зашагала по освещённой тропинке и вдруг услышала тяжёлые шаги позади себя. Укрыв свой гребешок крылышком, приготовилась к самому худшему.

А почувствовав жаркое дыхание над самым ушком, чуть не лишилась чувств от страха.

– Я хоть и сторожевой пёс, – услышала она, – но не бойся, я не трону тебя, мне самому не нравятся порядки на ферме, которую я сторожу, но – что поделаешь, хозяев не выбирают. А работа везде одинакова. Мой дом там, где есть крыша над головой, где есть миска похлёбки, где хоть иногда почешут за ухом и похвалят за хорошую службу. Если тебе удалось выбраться, я не буду тебе мешать, иди, но я часто забегаю в лес и точно знаю, что в округе нет никакого жилья и курятников, и прежде чем отправиться дальше в дорогу, ты хорошенько подумай. Здесь ты в тепле и накормлена, а там, куда ты идёшь, может, и дома уже нет, и насеста, и всего того, к чему ты так стремишься.

Фёклу нельзя обвинить в упрямстве: она просто хотела идти туда, где чувствовала себя счастливой своим курочкиным счастьем. Хотя она, как и люди, не находила объяснения этому слову.

Пёс, порычав для острастки в сторону леса, так, на всякий случай, чтобы враг, затаившийся в кустах, в траве или в норе, знал, что, если он обидит курочку Фёклу, то дело будет иметь с ним, сторожевым псом. Курочка немного успокоилась, светлячки передавали эстафету друг другу, и она, чувствуя их поддержку и ещё слыша отзвуки угрожающего рычания пса, предназначенного её незримым недругам, продолжила свой путь.

Начинало светать, а лес всё тянулся чередой огромной высоты деревьев, непроходимых кустарников, густых трав…

Запоздало ухнул филин, пролетел над присевшей от страха Фёклой как огромный лайнер, который она видела однажды высоко в небе, загородив собой блики зарождающегося рассвета. И тут же раздался такой звук, какой она слышала, когда человек сколачивал ящик для перевозки курочек. Так дятел, стучавший по осине, легко ввёл её в это заблуждение. Она споткнулась о щепку, упавшую сверху.

– Ой, – вскрикнула она от неожиданности.

Дятел, увлечённый своим любимым делом, продолжал разбрасывать щепки во все стороны, а голова, украшенная красной шапочкой, прочным клювом продолжала выбивать барабанную дробь, создавая свою партию в мелодии леса. Фёкла остановилась передохнуть и, мечтательно задрав голову вверх, засмотрелась на красивые пёрышки дятла, переливающиеся в лучах предрассветного солнца.

«Нет, – улыбнулась она, – всё же никто не может сравниться с петухом Казимиром: с его красным резным гребешком, радужными перьями, когда он, кукарекая, победоносно хлопая крыльями, созывает своих курочек полакомиться плодами охоты. Да и жить в дупле, наверное, всё-таки не так удобно и не так интересно, как в курятнике. Где так весело рядом с мамой, вместе с подружками играть, клевать овёс и блестящий речной песок, восхищаться бесстрашным задирой – заступником Казимиром, только с ним чувствуя себя защищённой от всего плохого, что может угрожать курочкам. Если уж переживать опасности и лишения жизни, то только вместе с теми, кто любит и понимает тебя и кого понимаешь и любишь ты, а это возможно только в стенах родного дома, в кругу своих родных и близких. Ах, как это важно – быть там, где ты чувствуешь себя совсем-совсем счастливой…»