Книга Дети в лесу - Беатриче Мазини

— Их спасет лишь память, — пробормотал Джонас и отвернулся, не в силах на это смотреть.

Рубен бросил на него недоуменный взгляд:

— Что ты сказал?

— Их спасет память, — повторил Джонас. — Которой у них нет.

* * *

Но память возвращалась. Постепенно, то накатывая волнами, то опять отступая. Как морской прилив: вот он откатывается и уносит с собой драгоценные осколки и фрагменты, потом снова выбрасывает их на берег. Это были слова, которые Тому приходилось повторять десятки раз, чтобы наконец услышать их от своих слушателей, исковерканные или произнесенные по слогам. Это были фразы, которые внезапно наполнялись смыслом, так что взгляды слушающих зажигались — внутри будто загорался огонек, который не хотел и уже не мог погаснуть. Это была точность — когда Дуду не попросил, как обычно, рассказать «ту, про малыша», а сказал ясно и четко: «Расскажи про Мальчика-с-пальчик», — и тут же испуганно закрыл ладошкой рот, изумляясь собственным словам. Это была любознательность, когда после привычного «и жили мирно и счастливо много-много лет» Глор вдруг спросил: «А много-много — это сколько? Вот столько, да?» — и поднял обе руки с растопыренными пальцами. Потому что вместе со словами к детям вернулись числа, и Глор, гордясь тем, что он тоже что-то знает, принялся учить всех считать — с помощью кучки деревяшек и бесконечного терпения. Теперь, играя в кости, дети считали вслух: «Два. Пять. Семь. Черт, я проиграл. Один. Три. Четыре».

Да, вместе с памятью, словами и числами к детям возвращалась любознательность.

И вопросы.

— Почему мы здесь? — чтобы спросить об этом, Орла вытащила большой палец изо рта, но тут же опять вернула его на привычное место.

— Потому, — Дуду, скучающим тоном.

— Это не ответ, — Орла. Снова вытащила палец изо рта.

— Орла права, — на этот раз Хана. Все уставились на нее: странно, Хана никогда ни с кем не соглашалась, из принципа. Правда, это было раньше, до историй.

— Если она права, то ответь ей, — Том.

— Мы здесь, потому что мы — сила. — Нинне, воодушевляясь. — Так говорит Громкоговоритель: «Дети — это сила! Будьте счастливы, что вы дети». Мы дети, значит, мы — сила!

— Ошибаешься. Мы — ничто, — Том, твердо и серьезно.

— Глупости. Если нас тут не будет, то зачем нужны они? Работники, Визиты — это они без нас ничто! — Хана. Все-таки разозлилась.

— А мы, что без них мы, а? — Глор, возмущенно. — Они дают нам еду, они дают нам таблетки.

— Ага, еду! — Хана, с горечью. — Если бы не эти идиотские стручки, мы бы все подохли с голоду. А таблетки я вообще уже давно не пью.

— Я тоже нет! — Дуду.

— И я! — Глор.

Тоненький голос:

— А я пью. Но если вы перестали, то я тоже не буду, — Орла. Ей главное — не отстать от других.

— Но если таблетки мы больше не пьем, а их еды нам не хватает, тогда почему мы остаемся здесь? — Том.

Молчание.

* * *

— Что делаешь?

— Да так, кое-что собираю, — Джонас возился с плоскогубцами и согнутыми кусками металла. Из паяльника, сооруженного из жестяной банки, выходило голубоватое шипение.

— A-а, ты ж у нас гений… Мне говорили, что у тебя обалденное резюме. Ну, там сзади куча всякого хлама, можешь покопаться, если хочешь. Времени у нас навалом, так что играйся. А я знаешь, кем был раньше? Мясником. И скажу тебе: чтобы резать мясо, тоже нужна вроде как гениальность. Мясо, его нужно знать, любить. Ребрышки, грудинка, филе… — Рубен помолчал и добавил неожиданно мягким голосом: — У мясников тоже есть душа.

— Не сомневаюсь, — ответил Джонас, не поднимая глаз от работы. — Хотя наличие души со временем доставляет много проблем.

* * *

— Мы можем уйти.

— Уйти куда?

— Куда-нибудь. Уйти. Далеко отсюда.

— Но тогда мы пропустим Визиты.

— Ну и что? Сколько у нас их было, Визитов! И разве взяли хоть кого-то, кого ты знаешь?

— Да, один раз. Девочку. Не помню, как ее звали. Пришли и увели.

— Иногда их приводят обратно. Потому что ошиблись. Или просто им не понравилось.

— Когда тебя приводят обратно, это плохо. Ты уже слишком большой, и тебя могут продать Первопроходцам. А Первопроходцы, они едят детей. — Шепотом: — У них ведь там… — палец, направленный в небо, — мяса нет.

— Ты-то откуда знаешь? Или сам бывал, что ли?

— Да нет. Мне тут один рассказывал.

— Кто?

— Один взрослый. Из надзирателей. Он сказал, что если я плохо буду себя вести, то меня никто не захочет, и я стану мясом, которое продают Первопроходцам. Это же значит, что они едят детей, так?

* * *

— А когда они вырастут, тогда что? Я имею в виду, пока они маленькие, их легко держать под контролем. Слабые, недокормленные. Но представь себе: вот они выжили среди нужды и болезней. Стали здоровыми и сильными. И что тогда с ними делать?

Рубен глубоко вздохнул.

— По-моему, об этом никто пока не задумывался, — ответил он. — Не до того было. Самым старшим из них тринадцать, и многие не выживают, ты же знаешь. Ну, если выживут, то их всегда можно использовать в Колониях как дешевую рабочую силу.

— Ага, как каторжников во времена Империи, — саркастически отозвался Джонас.

— Ну, ты это… преувеличиваешь. При чем тут каторжники, Империя?

— А что это, по-твоему? Экспериментальная школа высшей педагогической модели? Надежда будущего? Ростки нашей грядущей славы?

— Ну, положим, Вылупкам могло быть и хуже. Они вообще все сгнили бы, учитывая, что системы замораживания вышли из строя. Разморозиться и сгнить в своей водичке, как кульки с горохом в морозилке, когда нет электричества, — вот что их ожидало. Но их же находили! И, если морозильник на их складе еще хоть как-то держался, то помогали им, выращивали. Им вообще повезло, что их вовремя нашли. А то бы и света белого не увидели.

— Может, оно было бы лучше, — буркнул Джонас. — А остальные? Те, кого тут называют Остатками?

— Так по названию же ясно! Это выжившие. Которые остались одни, без родителей, без взрослых. И если они выжили после бомбы, в одиночку, когда никто им не помогал, то и здесь не пропадут. Но таких тут процентов десять, не больше.

— А их хоть кто-то ищет?

— Да приезжают тут иногда разные отчаявшиеся психи… Поозираются, просмотрят фото и в конце концов забирают ребенка, который хоть отдаленно напоминает того, которого они искали.

— А как же тесты? Анализ крови, ДНК?..

— Это какой такой аппаратурой, скажи на милость? У тебя, брат, точно шарики за ролики иногда заезжают… — Рубен сжал губы, словно жалея, что слишком много сказал, и исподлобья глянул на Джонаса. Но тот его будто не слышал.