Книга Спокойной ночи, крошка - Дороти Кумсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно? — повторяет Кейт. — Две минуты. Ради меня. Ради нас. Давай насладимся снегом, насладимся этими двумя минутами нашей годовщины, а потом, когда две минуты пройдут, мы вновь станем сильными. И нам будет легче вернуться к нашей реальности. Ладно?
Я смотрю на его лицо и впервые с тех пор, как началась эта жизнь, вижу моего мужа. Он чужой мне человек. Его черные глаза, широкий нос, полные губы, кожа цвета красного дерева — все это кажется чужим. И, наверное, сейчас я тоже кажусь ему чужой. Основа наших отношений начинает рушиться. Я знаю, что супружеские пары часто разводятся, потеряв ребенка, но я не осознавала, что к разводу может привести и болезнь. Медленно, коварно, незаметно, но все же неотвратимо. «В горе и радости…» Мы поклялись в этом. Но мы не думали, что клянемся быть вместе, когда мы бессильны.
Мы с Кейтом по-разному справляемся с проблемами.
Ему нужно разделять свое время в критических ситуациях. Чтобы превозмочь горе от комы Лео, Кейту нужно отстраниться, пополнить запас душевных сил, а потом вернуться к реальности. Вернуться, словно в бой, где он может сражаться с тем, что уготовила ему судьба.
А я словно врастаю в горе. Я думаю о случившемся все время, я хочу, чтобы это закончилось, я надеюсь, жду, что все образумится. И я знаю, что как только перестану делать это, случится что-то страшное.
Вот почему мы отдаляемся друг от друга. Наши методы борьбы с горем несовместимы, и хотя мы знаем о боли другого, мы ничем не можем помочь. Вот почему нить за нитью ткань наших отношений расплетается. Вот почему Кейт устроил для меня снегопад. Он хочет, чтобы я испробовала его метод. Хочет посмотреть, не сработает ли это в моем случае. Хочет узнать, есть ли у нас шанс.
— Ладно, — я улыбаюсь. — Хорошо.
Две минуты. Я могу подарить ему две минуты. Может быть, это сработает. Может быть, это спасет нас. В конце концов, это всего лишь две минуты. Я стою и наслаждаюсь снегом в мае.
Лео повернулся к маме. Она склонилась над книжкой. А ведь сейчас она должна была смотреть на экран! Мама — непослушная девочка. Это она включила «Боба-строителя», значит, она тоже должна его смотреть. Лео нравилось сидеть у себя в комнате и разрисовывать фломастером стену, но мама привела его в гостиную и включила «Боба-строителя». Лео не очень любил этот мультик, зато он нравится маме. Она его включила — значит, должна смотреть.
— Мама, не цитай книзку. Смотли «Боба», — сказал он.
— Что? — Мама подняла голову.
— Не цитай книзку. Смотли «Боба». — Лео столкнул книжку с ее колен.
— Я просто хотела дочитать гла… — Она осеклась. — Ну ладно. Я буду смотреть «Боба-строителя». — Мама повернулась к телевизору.
— Мо-одец, мамочка! — Лео потрепал ее по колену. — Мо-одец!
Лео в возрасте двух с половиной лет
Мне нужно покурить.
Больше всего на свете мне сейчас нужно покурить. Это поможет мне успокоиться, снизит жар в крови, а то мне кажется, что она вот-вот вскипит. Дым создал бы физический барьер между мной и Мэлом, хотя духовного барьера, разделяющего нас в машине, вполне достаточно. Не знаю, кто из нас решил не разговаривать с другим, но мы не разговариваем.
Прошло уже пятнадцать минут с тех пор, как мы уехали из дома наших друзей, и все это время мы провели в гробовой тишине. Злость нашего молчания заглушает, кажется, и мерный рокот мотора, и наше дыхание, и тихое пощелкивание где-то в недрах машины. Домой ехать еще минут пятнадцать, и всю дорогу мы будем молчать. Это уж точно.
А самое худшее — и при мысли об этом у меня возникает ощущение, словно тупой нож врезается мне между ребер, ковыряет мою плоть, пытаясь найти так и не зажившую рану, — Мэл считает, что не сделал ничего плохого. Он действительно думает, что не сделал ничего плохого.
Я искоса смотрю на него. Зубы сжаты, желваки играют, карие глаза потемнели, он не сводит взгляда с дороги. Тело напряжено, костяшки пальцев побелели, так сильно он сжимает руль. Когда он меняет передачу, мне кажется, что он вырвет рычаг с корнем.
Он выставил нас на посмешище среди всех этих людей, а теперь сам же еще и злится.
Мне и вправду нужно покурить.
Я думаю о пачке сигарет — она спрятана в упаковке тампонов под мойкой в ванной. Сигареты ждут меня. Я щелкну зажигалкой, затянусь и вдохну сладостный дым. Сигареты исцелят меня, обнимут изнутри.
Мэл не знает, что я курю. То есть он думает, что я иногда курю на вечеринках или на работе, чтобы составить компанию шефу. Но он не знает, что каждые три-четыре дня я покупаю новую пачку сигарет, что хрустальная пепельница спрятана в кустах у нас за домом, что я пользуюсь ополаскивателем для рта, чтобы скрыть улики. И он уж точно даже представить себе не может, что эти сигареты спасают его от удара топором по голове.
— Ну что, Стеф, Мэл, когда вы заведете детей? — спросил у нас Винс.
Мы все сели ужинать. Приходилось терпеть привычные подколки Винса — ему нравилось подтрунивать над людьми. Впрочем, сегодня его шутки были необычно безобидными. Жена Винса, Кэрол, пригласила нас на ужин, и он хотел развлечь нас. Вот что он делал. Винс никого не хотел задеть, просто он был уже пьян. Даже когда он входил в раж и его шутки становились все неприятнее, он никогда не выбирал меня или Мэла объектом своих насмешек. Как никто не говорил о войне, так никто не говорил и о нашей бездетности.
После его фразы в комнате воцарилась тишина. Многие опустили головы и уставились в свои тарелки, кто-то пытался скрыть свою заинтересованность. Поэтому я поняла, что они говорили об этом, пока мы с Мэлом не приехали.
В этом-то и состоит опасность опозданий на встречу с друзьями. Они начинают судачить о тебе. Обсуждать тебя. Препарировать твою жизнь, отношения, взгляды. Они полагают, что знают все обо всех. Знают, в чем твоя ошибка, как справиться с твоей проблемой, как наладить твою жизнь. Они явно обсуждали нас с Мэлом и решили, что для полного счастья нам не хватает ребенка. Десять лет супружеской жизни не имели для них никакого значения. Главное — у нас нет детей.
Они знают меня лучше, чем Мэла, знают, что я обожаю детей, и поэтому подумали, что это Мэл не хочет заводить ребенка. И как мои друзья, они решили помочь. Пристыдить Мэла, чтобы он поступил правильно. Показать ему, как мне плохо без ребенка. Убедить его в том, что ребенок мне необходим.
Никто из них не знает правды. Даже Мэл.
Но тогда я об этом не подумала. Не могла. Если я начну думать об этом… Мэл же не знал! Он не мог знать! И никто из них не мог!
Я посмотрела на Кэрол — она тоже опустила голову. Она часто так поступала, когда ее муж открывал рот: съеживалась и опускала голову, моля Бога, чтобы поток его оскорблений поскорее выдохся.
Рут старалась скрыть свой интерес к этому вопросу. Ее губы изогнулись в ободряющей улыбке.