Книга Слаще меда - Мишель Смарт

– Я не удрала, а ушла.

Она долго брела через виноградники и пахоту, пока наконец не нашла поляну – ту самую, куда они с Карой когда-то нечаянно вторглись. Дыра в заборе давно была заделана. Грейс легко перелезла через него. Судьба словно завершила свой виток.

– Я смотрел видео. Ты выглядела так, словно отправилась на вечернюю прогулку. Ничто в твоем поведении не выдавало истинных намерений. Отдаю тебе должное, bella, ты замечательная актриса.

Ее спокойствие, разумеется, было только внешним. Едва Грейс оказалась за пределами владений Мастранджело и пропала из поля зрения множества камер, она швырнула телефон с программой слежения, который дал ей Лука, в кусты и добежала до ближайшего городка. Оттуда она добралась на такси до Палермо и ближайшим рейсом вылетела на материк. Сначала Грейс оказалась в Германии, куда в общем-то не стремилась, но это было кстати, потому что затруднило Луке поиски.

Дорога свернула направо, затем джип выехал на подъездную аллею, и Грейс увидела впереди здание из розового песчаника, некогда бывшее монастырем. Послеполуденное солнце изливало на него теплые лучи и подчеркивало красоту и великолепие старинной архитектуры.

Они проехали под аркой во внутренний двор. Не успела машина затормозить, как распахнулась дубовая дверь, и из нее выбежала маленькая черноволосая женщина – Донателла, мать Луки.

Грейс относилась к ней со смешанными чувствами. Донателла не укладывалась в традиционное представление о свекрови как об огнедышащем монстре. Она всегда держалась с невесткой разве что несколько сдержанно, но неизменно вежливо и уважительно. Тем не менее Грейс всегда становилось не по себе в ее обществе. Она понимала: если бы Донателла выбирала жену для сына по своему усмотрению, то нашла бы женщину с достоинствами, которые традиционно ценятся на Сицилии.

Грейс не представляла, какой встречи ожидать от свекрови. Как всегда изысканно одетая, Донателла подошла к машине.

Лука расстегнул ремни безопасности и повернулся к Грейс:

– Помни, что я сказал, bella! Теперь самое время начать культивировать в себе сицилийскую жену.

Грейс сжала зубы, глаза ее мрачно сверкнули. Он раздул ноздри, отвернулся и вышел из автомобиля. Ее муж никогда не давал пустых обещаний. Если она не оправдает его ожидания, он вышвырнет ее из жизни Лили безо всяких церемоний и надежды на помилование. Здесь, на Сицилии, ей ничто не поможет. Тут владения Луки, и все влиятельные люди едят у него с ладони.

Грейс попыталась открыть дверцу, но та была заблокирована. Она скрестила руки на груди.

Лука тем временем разговаривал с матерью, и оба то и дело бросали взгляды в сторону автомобиля. Предмет их разговора не оставлял сомнений.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Грейс посмотрела на Лили, спавшую рядом в детском креслице. Бедняжка устала, весь перелет она кричала, наверное, у нее болели ушки. Грейс хотелось кричать вместе с дочкой во всю силу легких, от души оплакать крушение своих надежд.

Лука переиграл ее, и если она не найдет путь к спасению, то будет обречена провести в этой средневековой темнице следующие восемнадцать лет.

– Я придумаю, как нам выбраться отсюда, – твердо проговорила Грейс, поглаживая маленькую ручку ребенка. – Только на этот раз мы спрячемся там, где он до нас не доберется. В Монголии, например.

Закончив разговор с матерью, Лука вернулся к машине, помог ей выйти, потом обошел машину и открыл дверцу со стороны Лили.

– Я сама ее возьму, – сказала Грейс, отстегивая ремни.

Он обдал ее холодным взглядом:

– Я возьму.

– У тебя одна рука не действует.

– Зато действует все остальное.

И он вынул креслице вместе с ребенком прежде, чем Грейс успела закрыть свою дверцу. Лука отнес девочку к матери, и та всплеснула руками, с губ ее сорвалось восторженное восклицание. Грейс не хотелось даже смотреть в ту сторону. Донателла забрала у сына креслице и внесла внучку в дом. Лука тоже подошел к двери и, помедлив, оглянулся.

– Ты зайдешь или собираешься коротать вечер на улице? – поинтересовался он.

Грейс прижала к себе сумку с вещами Лили и зашла в дом следом за ним. Она покинула это место всего десять месяцев назад, но ей казалось, что все случившееся с ней в поместье Луки произошло в совсем другой жизни. С жутковатым чувством она плелась позади мужа по коридору.

Он собирался повернуть к большой гостиной, одной из немногих комнат, которой пользовались все члены семьи, но вдруг остановился. Мужчина напрягся, запрокинул назад голову, глядя в потолок, потом резко втянул в себя воздух:

– Мне надо кое-что сделать.

Грейс заметила, как его глаза странно вспыхнули. В следующий миг Лука круто развернулся и пошел прочь.

Она едва сдержалась, чтобы не окликнуть его. Остаться наедине со свекровью – впервые после того, как она сбежала от ее сына, – страшнее, чем иметь дело с его гориллоподобными охранниками.

Собравшись с духом, Грейс переступила порог.

Декор, картины, мебель были те же. Словно время остановилось.

Оказавшись в этой комнате впервые, Грейс чувствовала себя счастливейшей в мире женщиной. И не могла представить, что потом эти стены станут душить ее. Грейс не предполагала, что человек, за которого она вышла замуж, так стремительно переменится и что пистолет, который он, как она полагала, носит для личной безопасности, приобретет совсем другой смысл.

А теперь она оказалась его пленницей.

Донателла достала Лили из креслица и покачивала ее на руках с выражением бесконечного блаженства на лице.

Лили успела проснуться и не испугалась незнакомого человека.

Острые глаза Донателлы остановились на Грейс.

– Она – красавица!

– Спасибо.

– Лили – очень красивое имя.

– Спасибо, – повторила Грейс и подумала, что, наверное, еще никому не доводилось оказываться в такой нелепой и мучительной ситуации. – Уже поздно, мне надо уложить Лили спать, – сказала она, не собираясь дожидаться, когда свекровь задаст вопросы, к которым она не готова.

Глаза Донателлы блеснули, складки в уголках губ расслабились.

– Пожалуйста, позволь мне еще немного побыть с моей внучкой. Ведь я только что узнала о ее существовании.

Чувство вины кольнуло Грейс. Она неохотно кивнула:

– Тогда я пойду и распакую наши вещи, а потом вернусь за ней.

Донателла благодарно улыбнулась, и уколы совести стали ощутимее.

Грейс нехотя вышла в коридор и направилась в то крыло здания, которое занимали они с Лукой. Она готовилась окунуться в прошлое.

Однако здесь все следы прошлого были уничтожены. Единственным знакомым предметом была фотография семейства Мастранджело на стене, сделанная еще до смерти Пьетро, отца Луки. Они сфотографировались в день, когда Лука получил ученую степень. Лицо Пьетро сияло от гордости. Да и кто не гордился бы такой семьей? Вот Лука, старший сын, серьезному выражению которого противоречит пляшущее в глазах веселье. Рядом Пепе – младший брат, озорному виду которого ничто не противоречит. Спокойная, элегантная Донателла излучает безмятежность.