Книга Око за око - Евгений Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да! Что?..
— Только одно. Завещать после своей смерти царство Риму! — выждав паузу, улыбнулся Эмилиан.
— Завещать царство? — переспросил ошеломленный претор.
— Да! — нетерпеливо вскричал консул, раздраженный непониманием старика, которому он вынужден доверить такое дело. — Царство со всеми подданными, нашими будущими слугами и рабами, гаванями, пастбищами и — сокровищницей! Надо только подать такую мысль последнему Атталиду. Понял, наконец?
Претор просиял.
Двигавшийся несколько десятков лет по служебным ступенькам к вершине власти, отдавший все состояние на подкупы и подарки избирателям, влезший в неоплатные долги, связанный по рукам и ногам взятками, он уже видел себя наместником новой провинции. Да еще какой! Он выжал бы из Пергама столько золота, что возвратился в Рим самым богатым человеком, без труда расплатясь с кредиторами.
«Бедным он приехал в богатую провинцию, — с завистью говорили бы о нем, — и богатым уехал из бедной провинции!»
— Ну, — поторопил его Эмилиан, как бы читая мысли претора и думая про себя: «Ну, побудешь ты немного в новой провинции, много тебе при твоей старости там не выдержать. А потом, рассчитавшись с Нуманцией, я сам нагряну туда!»
— Завещать целое царство, как завещают дом, виллу или несколько тысяч сестерциев? — очнулся претор.
— Ну, наконец–то! — усмехнулся Эмилиан.
— И без войны овладеть богатейшим государством, всей его казной?!
— Ты делаешь успехи!
— Но у Аттала есть брат! — вдруг вспомнил претор, и лицо его помрачнело.
— Аристоник? — уточнил Эмилиан. — Этот сын царя и рабыни?
— Он сейчас в расцвете сил, и по греческим законам может наследовать престол брата…
— С каких это пор римский судья стал интересоваться греческими законами? — удивился консул и посоветовал: — Забудь про Аристоника. После убийства матери и невесты Аттал перебил почти всю свою родню. Аристоника же он посчитал убить ниже своего достоинства и ограничился тем, что запретил ему жить во дворце. Теперь его сводный брат разделяет трущобы Пергама с нищими и рабами. Помеха ли нам такой «наследник»?
— Однако Аттал может не согласиться написать такое завещание! — продолжал сомневаться претор.
— Конечно! — кивнул Эмилиан. — Но, я полагаю, всегда найдется искусный скриба, умеющий подделывать чужие почерки и подписи. Даже такие замысловатые, как подписи царей. Пергамент не краснеет. Нам важно само завещание, а не то, каким путем оно добыто. Разве осмелится кто–либо спросить об этом у Рима? Сильного никто не спрашивает, где он взял, достаточно того, что он имеет. Если бы мои руки не были связаны Нуманцией, не прошло б и месяца, как Пергам превратился в римскую провинцию «Азия». А так должен перепоручать это дело тебе. Справишься?
— Конечно! С радостью!.. — приложил ладонь к груди претор. — Но… — он покосился на консула, — Аттал может прожить и сто лет, написав завещание, а ему сейчас нет и тридцати…
— Но ведь ты сам только что говорил, что в последнее время Аттал ищет смерти! — резко бросил Эмилиан. — А как любит повторять мой друг философ Панеций, кто спасает человека против его воли, поступает не лучше убийцы. Ты понял меня?
— Д–да…
— Ты чем–то удивлен?
— Конечно… Если бы мне сказал это сенатор Квинт Помпей или Публий Сатурнин, а не ты, славящийся своей справедливостью и неподкупностью…
— А–а, вон ты о чем! — неожиданно засмеялся Эмилиан и, наклонившись к самому уху претора, прошептал: — Знаешь, как сказал бы по этому поводу тот же Панеций? Нехорошо пахнет тот, кто пахнет всегда хорошо! И потом речь идет не обо мне, а об интересах Рима! Итак, — уже громко сказал он. — Берешься?
— Да!
— И у тебя есть надежный человек, который немедленно отправится в Пергам под чужим именем и прикрытием невинного должностного поручения?
— Пожалуй… да! Есть!
— Кто он?
— Здешний торговец. Луций Пропорций.
— Пропорций, Пропорций… — задумался Эмилиан. — Не тот ли это смельчак, который воевал у меня под Карфагеном?
— У тебя прекрасная память! — восхитился претор. — Но только ты воевал с Квинтом, а я говорю о его брате — Луции.
— Что он из себя представляет?
— Умен и осторожен, как никто другой умеет убеждать людей и обводить их вокруг пальца. Вообще эти братья очень разные и совершенно не похожи характерами. Квинт, которого знаешь ты, как бы это сказать… привык разить врага в грудь, а от Луция, которого знаю я, скорее надо ждать удара в спину. Если ты позволишь, он заедет за Квинтом в Афины, и они отправятся в Пергам вместе.
— Пусть пока едет один, — подумав, решил консул. — Нам больше подходит Луций. Можешь пообещать ему в награду…
— Место в сенате! — опередил Эмилиана претор.
— Хорошо.
— Тогда я немедленно посылаю за Луцием! — заторопился претор. — И ты сможешь объяснить ему…
— Ты сможешь! — остановил его Эмилиан. — Объяснишь Луцию, что от него требуется, простым, доходчивым языком. А я только взгляну на него.
Следуя за двумя молчаливыми ликторами, Луций Пропорций пришел на Форум, где разделившиеся на группы сенаторы оживленно обсуждали недавнее собрание. Один из ликторов жестом приказал ему следовать в храм Сатурна.
«Зачем меня привели сюда? Да так спешно, ничего не объясняя?..» — переступая порог храма, думал Луций. Как и брат, был он худощав, высок ростом. Однако внешнее сходство братьев на этом и кончалось.
Если Квинт был воином, и оставался им, даже став ростовщиком, то в Луции все выдавало купца: беспокойные, цепкие глаза, суетливые пальцы, податливая шея, готовая угодливо согнуться перед сильным и надменно выпрямиться перед должником или клиентом2.
Ни нажитый всеми правдами и неправдами капитал, ни переход во всадническое сословие не изменили в нем прежних привычек мелкого купца.
«Кому я понадобился? — прикидывал он. — Хорошо, если городскому претору. Пятьдесят тысяч сестерциев, что он якобы взял у меня в долг, еще долго будут закрывать ему глаза на мои темные дела. А если что–то вынюхала и решила заняться мной сенатская комиссия?..»
— Пойду, доложу консулу, что он уже здесь! — сказал один из ликторов и скрылся за неприметной дверью у алтаря.
«Консулу?! — ужаснулся Пропорций. — Неужели Фульвию Флакку стало известно, что я поставил его армии плохой ячмень? Тогда я пропал: меня ждет суд, штраф, может быть, даже отлучение от воды и огня!.. А вдруг, — мелькнула слабая надежда, — Флакк не успел закупить что–то для войска, и ему срочно потребовалось зерно или вино?»