Книга Драгоценности - Джоанна Кингсли

Ла Коломба жила с теткой, овдовевшей во время холеры, пока ее не взял в помощницы хозяин магазина.

– А дальше начинается то, что вы слышали сотни раз. Маленькую Золушку вытащил из грязи прекрасный принц – хотя он не был принцем, а я не выходила за него замуж.

Витторио засмеялся:

– Это неудивительно.

Она не обратила внимания на язвительную реплику.

– Моя жизнь совсем не была сказкой. В ней не оказалось волшебства. Все, что у меня есть, я заработала сама. Сама воплотила желания в реальность и добилась всего, о чем может мечтать любая женщина, – богатства, любви, положения, власти.

– Вы называете это властью? – с издевкой спросил Витторио. – Прыгать из одной постели в другую, продавать себя тому, кто предложит больше денег?

Стефано гневно посмотрел на брата и приподнялся, сжав кулаки.

– Я хотел бы извиниться за грубость брата, синьора.

– В этом нет необходимости. Я слишком хорошо знаю его. Вас обоих. – Ла Коломба закрыла глаза, и ее лицо внезапно постарело, словно до сих пор она усилием воли управляла безжалостным временем. – В тридцать с небольшим я приняла решение. Весьма банальное. Миллионы самых обычных женщин принимали такое же решение задолго до меня. Я задумала родить ребенка. – Она улыбнулась и окинула братьев лукавым взглядом. – Я сказала себе, что это самое сильное ощущение, которое может испытать женщина, и не захотела упустить его.

Братья во все глаза уставились на нее и ловили каждое слово.

– Тогда у меня не было любовника. Не усмехайтесь, Витторио. Это случалось часто. Я была очень требовательна к мужчинам. И стала ждать именно Его. Пришел день, когда однажды в опере я познакомилась со своим избранником. Высокий, красивый, он занимал хорошее положение и был весьма известен, но так высокомерен, что пренебрегал условностями и диктовал свои правила… Он не побоялся появиться со мной на публике, и я приняла его приглашение на ужин. В «Гранд Марнье» я решила, что этот человек идеально подходит для моей цели.

И, как обычно, получив то, что хотела, она справилась и со сложной беременностью, и с трудными родами.

– Это было не так загадочно, как я ожидала, – с улыбкой призналась Ла Коломба. – Однако здоровый ребенок с крепкими ножками стал радостью моей жизни. Через четыре года я снова забеременела, но уже случайно. Отец второго ребенка действительно завладел моим сердцем. Он был женат на бесплодной женщине, но церковь запрещала ему развод. Мы были необычайно счастливы, ожидая, что у нас родится великолепный малыш. Так и случилось…

Ла Коломба откинулась на спинку кресла, и ее лицо исказилось болью.

– Я безумно любила моих сыновей, хотя и знала, что мне придется расстаться с ними. В моем мире не было места для подрастающих детей. Я не хотела, чтобы на них пала тень моего позора. Это не позволило бы им стать респектабельными людьми. Расстаться с ними для меня было все равно что отрезать себе руку, но я считала это лучшим выходом.

Вскоре после рождения второго сына Ла Коломба отослала от себя детей.

– У меня был очень преданный друг, юрист в Милане. Я попросила его взять моих сыновей и воспитать их. Мы решили дать им другую фамилию, поскольку моя была слишком хорошо известна. Не сомневаясь в том, что мои дети – дар ангелов, я назвала их д'Анжели – Витторио и Стефано.

Ее взгляд, устремленный на братьев, выражал вызов и мольбу.

Ошарашенные, они испытывали разные чувства. Стефано пришел в восторг. Оказывается, у него есть мать, самая прекрасная, о какой можно только мечтать, смелая, очаровательная, загадочная.

Витторио был в отчаянии.

– Ложь! – Он вскочил с кресла. – Мои родители были убиты…

– Бомбой анархистов? – спокойно спросила Ла Коломба. – Эту историю придумал Карло.

Но Витторио не желал мириться с ужасной новостью.

– Нет! Ты – моя мать?! Это чудовищно! Ты хочешь, чтобы меня считали ублюдком, сыном шлюхи! – Он взмахнул рукой, словно хотел оттолкнуть ее.

Стефано быстро поднялся и встал между братом и… матерью.

– Предупреждаю тебя, Витторио. Никогда больше не говори с ней так!

– Садитесь! – Она не кричала, но ее голос остудил их пыл – голос матери, уверенной, что она вправе повелевать своими детьми. – Я не допущу, чтобы вы дрались в моем доме.

Братья медленно опустились в кресла, и Стефано с яростью посмотрел на Витторио. Значит, он – его единоутробный брат. Это многое объясняло.

Витторио опустил голову.

– Ты очень похож на отца, – заметила Ла Коломба. – Если бы он знал, каким ты вырос…

Витторио бросил на нее хмурый взгляд.

– Он не знает…

Ла Коломба посмотрела на Стефано:

– Ты тоже похож на своего отца. Он был очень талантлив, возможно, даже гениален. Ты гордился бы им. – Она улыбнулась.

– А я гордился бы? – осведомился Витторио.

– О да, ты очень гордился бы своим отцом, Витторио, а он – тобой. – В ее голосе звучала ирония, но старший сын не заметил ее.

Стефано смотрел на прекрасную женщину с добрыми глазами, освещенную дрожащими огоньками свечей. Час назад – возможно ли это? – только час назад Ла Коломба была для него всего-навсего легендой. Сейчас…

И в его голове наконец вспыхнуло верное слово – мама. Интересно, каким бы он вырос рядом с ней?

– Лишь бы это не обнаружилось, – прошептал Витторио, медленно покачивая головой. – Я посвятил себя новой Италии, а там нет места для людей, подобных вам.

– Ты почти преуспел в своем начинании, – заметила Ла Коломба. – Вот почему мне и пришлось позвать вас сюда сегодня.

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, синьора, – начал Стефано и умолк, внимательно глядя на нее. – Могу ли я называть вас мамой?

– Как долго я мечтала услышать это слово от тебя, от вас обоих. И никогда не думала, что услышу. Я не собиралась говорить вам о себе. Ни сейчас, ни впоследствии. Но из-за твоих друзей-чернорубашечников это стало необходимо, Витторио. По-твоему, такие, как я, не должны жить в современном фашистском государстве. Недавно я услышала, что меня могут арестовать за антифашистские убеждения. Один из моих дорогих друзей тратит свое огромное состояние на борьбу с Муссолини. К тому же он еврей, а ты, Витторио, особенно хорошо знаешь, как усиливается антисемитизм нашего Бенито. – Она печально улыбнулась. – Дуче намерен пригласить на танец немецкого фюрера.

Стефано пытался незаметно сделать знак и дать ей понять, что при Витторио нельзя говорить так свободно, но она продолжала:

– Поместье и все, что здесь есть, могут конфисковать в любой момент.

– Нет! – вскрикнул Стефано.