Книга Я - книга - Алексей Самойлов

— Жаль, я не могу прочитать саму себя. Это Авторы-Идиоты прокляли весь наш род. А род Журналов они тоже прокляли?

— Чушь какая! Впервые об этом слышу! Ну я тоже не могу читать себя, только не понимаю, зачем мне это нужно.

— И других ты тоже не можешь читать?

— Ясный эпиграф! Как я могу читать других, если не могу прочитать даже себя? Книга, ты вообще чего несёшь, а? Глупая, как автобусный билет!

Я снова пропустила оскорбления мимо ушей. Какой надменный и хамоватый тип этот Журнал!

— Но мы с тобой можем друг друга понять, не читая, — попыталась я примириться.

— Вот и кайф! Только ты меня не понимаешь ни апострофа! Ну и лежи, реви себе дальше. А я гулять пойду.

— Что?! Как? Куда?? — от изумления я вытаращила глаза.

— Спрячь свои зенки! Есть такая штука — воображение! Впервые слышишь, да? Мир грёз — единственный реальный мир. Об этом ещё твои предки Манускрипты говорили! Всё, что ты видишь — иллюзия. А значит, всё, что ты не видишь — то есть сны, фантазии — всё, чего нет — и есть единственная настоящая реальность! А ты давай, спи наяву дальше. И выбрось из головы всякую дрянь по поводу авторов!

Журнал закрыл глаза и притворился неживым.

Ах, вот оно что… Неужели по этой причине все они, эти предметы, кажутся такими мёртвыми? Они с головой ушли в мир грёз! А может… они ушли в него навсегда?!

Я вспомнила Учение Храма. Он был живым. Немного странным, конечно, но живым. И мысли его были схожи с теми, что изложил мне сейчас Журнал. Учение Храма казался спесивым эгоистом, не очень-то стремился быть прочитанным и часто уходил в мир грёз.

Попробовать, что ли, уйти туда же? Журнал прав, жизнь — сплошная мука, хандра, сплин и крематорий. И даже моя депрессия, моя самая великая обожаемая тоска — и та иллюзия!

Я уже не знала, кому верить. Утёрла обложку, расправила странички, причесалась и решила для начала вздремнуть. Что бы там ни говорили, сон — замечательное состояние!

Вот только во сне я этого не ощущала, потому что мне опять приснился кошмар — толпы Идиотов с пятнами на лбах устроили костёр из Книг и Журналов, плясали вокруг него, подкидывали в огонь Книги и выкрикивали проклятия на тарабарском языке.

Проснулась я в холодном поту и Журнала рядом с собой не обнаружила. Наверно, отец Николая Из Студии забрал его.

А мой первый читатель дочитал меня через два дня. Он просидел дома вместе со своими родителями. Правда, ни отец Николая, ни его мать ко мне даже не притрагивались.

Грусть немного утихла, неприятные ощущения притупились — хотя я надеялась, что, может, Николай Из Студии изменит своё отношение ко мне. Нет… Он мял мои странички, нервно перелистывал их… Он сопротивлялся, тяжко вздыхал, бубнил себе под нос, критиковал, но не читал. Значит, Несудьба. Когда он захлопнул меня, то ничего не сказал. Но мне удалось мельком заглянуть ему в глаза и заметить вместо них две пустых бездны беспокойного страха.

После чтения Николай Из Студии вернул меня обратно на стол и, превратившись в тёмный немой силуэт, засел за свой компьютер. А я вздохнула с облегчением…

Ну вот, спасибо! Сбылась мечта идиота! А ведь каждая Книга в Магазине мечтает быть прочитанной полностью! И что дальше? Разумный вывод напрашивался один — чувства, вызываемые чтением, скорее всего, зависят от того, кто тебя читает. Но теперь, после того, как я куплена и прочитана Николаем Из Студии, сможет ли меня прочитать кто-нибудь ещё? И каким, извините, образом он это сделает?! Сказать, что я была разочарована — ничего не сказать. Я была полностью подавлена и опустошена, но пока, наверно, не ощутила всю разрушительную силу равнодушия. Я смотрела на своего читателя издалека — он прилип, как бумажный клоп, к монитору, и увлечённо стучал по клавишам. Понять, что он чувствует, я могла только приблизительно. Скорее всего, он тоже разочарован. И какого Идиота он меня купил?!

А ещё этот Николай Из Студии испугался. Он так же трясся в моих руках, как и я — в его. Ну да, он ещё называл ересью это самое НЕЧТО во мне. Писанину какого-то Идиота, если я правильно поняла Журнала. Значит, нет во мне ничего путного — и быть не может. Спасибо, дорогие Типографы, ещё раз за то, что родили меня сюда. Родите, пожалуйста, обратно! Забери вас фальцевальная машина!

Хотя теперь мне всё по печатному станку. Полежу пока на столе, а когда надоест, уйду в мир грёз. Навсегда. И гори оно всё красной строкой…

5. Второй читатель

Три дня я промучилась на столе в одиночестве, то впадая в бесполезное забытьё, то возвращаясь в приторную явь. Николай Из Студии не догадался (или не захотел) поставить меня на полку. Это сделала его мама, когда убиралась в комнате, и за время маленького полёта я успела почувствовать, какие тёплые у неё руки.

Желая спастись от съедающей душу тоски, я сразу же набросилась на моих соседей: правого — толстую твёрдую Книгу по имени Сектоведение, и левого — не менее массивную красно-чёрную Книгу с именем Красное и Чёрное.

— Привет, привет! Меня зовут Безусловная Любовь! Меня недавно прочитал Николай Из Студии! А вас он тоже прочитал?

— Во-первых, его зовут просто Николай, — прохрипел Сектоведение. — А во-вторых, кто это посмел разъединить нас с соседом?

— Что у тебя с голосом? Ты болеешь?! — удивилась я.

— Маленькая ещё, чтобы мне «тыкать»! — возмутился Сектоведение.

— Это Тамара. Это она впихнула её между нами, — сказал Красное и Чёрное.

— Это Тамара, — передала я Сектоведению.

— Ну конечно. Местная язычница. Чтоб её больше никогда не издали! — и Сектоведение закашлялся.

— Книги могут болеть… — тихо произнесла я.

— Свалилась на нашу больную голову, — пробурчал в ответ Красное и Чёрное.

Какие-то они нелюбезные совсем. Но я снова осмелилась спросить:

— А от чего Книги болеют?

— От жизни своей книжной, — ответил Красное и Чёрное. — Тебе, я вижу, ещё и месяца не исполнилось. А мне послезавтра двадцать восемь лет будет.

— Вот это да!! А Сектоведение…

— Он ещё ребёнок, четыре года всего. А уже спонтанную апатию подцепил. Так что ты даже по сравнению с ним — брошюрка беспереплётная, поэтому будь любезна, не доставай нас своими вопросами. По хорошему просим.

Я заткнулась и закрыла глаза. Я была шокирована!

Конечно, эти мои соседи знали ВСЁ. По сравнению с ними медитативный Учение Храма и великий ясновидящий Журнал Альтруист были просто ни на что не годными буклетиками! А я… я вообще только вчера родилась. И вся моя слезливая рефлексия — просто комплекс неполноценности новенькой книжонки, беспомощной в своём инфантилизме.

Ждать, что они сами захотят заговорить со мной — глупо. Попытаться задать вопрос — ещё глупее. Что же мне делать?