Книга Man and Boy, или Мужчина и мальчик - Тони Парсонс

Итак, мы благоговели перед настоящими людьми, страстно стремящимися к чему-либо, настоящими людьми, которые заняты не только своей карьерой. А человек, приковавший себя к дереву и отбивающийся от полицейских собак, пытающихся тяпнуть его за яйца, — так где же еще найдешь кого-нибудь более настоящего?

— Откуда ты его знаешь? — поинтересовался я.

— Я раньше с ним встречалась, — ответила она.

Мы с Марти переглянулись. На нас это произвело впечатление. Значит, эта Сибхан — тоже настоящий человек.

— Из этого ничего толком не получилось, — продолжила она. — Довольно тяжело, когда твой парень столько времени проводит на дереве. Но мы остались друзьями, и я восхищаюсь им: он действительно верит в то, что делает. Он считает, что система жизнеобеспечения планеты и так на пределе, а политики только и делают, что распространяются на экологические темы. Он думает, что человек должен оставлять на земле лишь следы своих ног, а получать от земли только впечатления и воспоминания.

Блестяще, черт бы его подрал, — сказал Марти. — Кто его агент?

* * *

Я сидел наверху, на галерее, и пялился на дюжину экранов, показывавших в пяти различных ракурсах, как Марти берет интервью у человека, хвалившегося, будто может надуть презерватив, натянутый на его голову, — ему это действительно неплохо удавалось, — и вдруг почувствовал, что кто- то подошел сзади.

Это была Сибхан, она улыбалась, как ребенок, который в первый свой день в новой школе неожиданно понял, что все у него будет в порядке.

В темноте галереи ее лицо освещали укрепленные на стене мониторы. Это самые обыкновенные телевизоры, но мы называем их мониторами. Благодаря им у режиссера есть возможность выбрать нужный ракурс для передачи. Они показывают не только то, что выходит в эфир, но и то, что могло бы выйти. Сибхан улыбалась. У нее была очаровательная улыбка.

— Я думал, что этот Клифф не дает интервью, — начал я. — Тем более после того, как его высмеяли в воскресной газете. Они написали, что он делает все это только ради славы и популярности среди девчонок-хиппи. — Тут я вспомнил, что Сибхан с ним встречалась, и поспешил добавить: — Извини, я не хотел тебя обидеть.

— А я и не обиделась, — ответила она. — Все правильно, но на этот раз он, возможно, согласится.

— Почему? Из-за тебя?

— Нет, — рассмеялась она, — потому что ему нравится Марти. Он считает, что Марти не принадлежит к телевизионному истеблишменту.

Я поглядел, как Марти на мониторе чуть не подавился от хохота, когда презерватив взорвался у парня на голове. Уж если кто и принадлежит к истеблишменту, так это именно Марти. И если бы ему так сказали, он счел бы это комплиментом.

— И главное, — сказала Сибхан, — потому что мы выходим в прямом эфире.

Действительно, мы были чуть ли не последним живым шоу на телевидении. Большинство передач шло «как бы в прямом эфире», они подделывали возбуждение живого телевидения, подстраховываясь записью. Гнусная ложь, фальшивка!

Но «Шоу Марти Манна» не было фальшивкой. Если вы смотрите на парня с презервативом на голове, то можете быть уверены, что презерватив надувают именно в этот момент.

— Борцы за экологию считают, — продолжала Сибхан, — что единственное место в средствах массовой информации, где ист цензуры, — это прямой эфир на телевидении. Можно задать один вопрос?

— Валяй.

— Это твоя «Эм-Джи-Эф» на стоянке? Такая красная.

«Ну вот, начинается, — подумал я. — Сейчас она прочтет лекцию о том, как машины портят воздух и пробивают дырки в озоновом слое». Порой современная молодежь приводит меня в отчаяние. Они, кажется, ни о чем больше не думают, кроме как о будущем планеты.

— Да, моя, — насторожился я.

Классная машина.

* * *

Когда я вернулся домой, они уже спали. Я почистил зубы и разделся в темноте, слушая, как моя жена ровно и тихо дышит во сне.

Этот звук всегда пробуждал во мне невыразимую нежность. Только во сне Джина казалась уязвимой, и я мог обманывать себя, что она нуждается в моей защите. Она встрепенулась, когда я забрался в кровать и обнял ее.

— Хорошее сегодня было шоу, — пробормотала она.

Она была теплой и сонной, и я любил ее такой. Она лежала ко мне спиной — она всегда так спала-и теперь вздохнула, когда я прижался к ней, поцеловал в шею и провел рукой по ее длиннющей ноге. Именно эти ноги шокировали меня, когда я впервые увидел ее. Впрочем, они и до сих пор действовали на меня так же.

— Джина… Моя Джина.

— Гарри, — тихо отозвалась она, — ты ведь не хочешь, правда? — Она нежно потрепала меня рукой. — Хотя, возможно, и хочешь.

— Ты такая чудесная…

— А ты все еще довольно резвый, — рассмеялась она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня своими все еще полузакрытыми сонными глазами. — Я имею в виду для мужчины твоего-то возраста.

Джина села на кровати, стянула через голову футболку и швырнула ее на пол. Потом провела р/- кой по волосам и улыбнулась мне. Ее прекрасное стройное тело освещал свет фонаря, просачивавшийся сквозь шторы. В нашей комнате никогда не было по-настоящему темно.

— Ты все еще меня хочешь? — спросила она. — Даже спустя столько лет?

Я, наверное, кивнул. Наши губы вот-вот должны были встретиться, но в этот момент заплакал Пэт. Мы переглянулись. Джина улыбнулась. Я — нет.

— Пойду принесу его, — сказала она, а я шлепнулся обратно на подушку.

Она вернулась в спальню с Пэтом на руках. Он тяжело дышал и в слезах пытался пересказать свой кошмар, что-то про гигантских монстров, — а Джина успокаивала его, укладывая в кровать между нами. Как обычно, едва попав в нашу теплую постель, он тут же успокоился.

— Повернитесь на бочок и спите рядышком так, как спят две ложечки в буфете, — ласково приказала нам Джина.

Мы с Пэтом послушно перевернулись на бок, его теплые маленькие ножки в байковой пижаме уткнулись в мою спину. Я слышал, как он шмыгал носом, но теперь все было в порядке. Джина обхватила нас обоих длинной топкой рукой и прильнула к Пэту.

— А теперь спать, — прошептала она. — Все будет хорошо.

Я закрыл глаза, мальчик лежал между нами, и, засыпая, я спрашивал себя, кому Джипа это говорила: мне, Пэту или нам обоим сразу.

— Нет никаких монстров, — авторитетно подытожила она, и мы послушно заснули в ее объятиях.

4

Нельзя сказать, что тридцатилетие Джины прошло совершенно безболезненно.

Отец позвонил, чтобы поздравить ее с днем рождения, уже под вечер, и потому всю первую половину дня она провела в раздумьях, позвонит ли этот никудышный старый мерзавец или нет.

Двадцать пять лет назад, незадолго до того, как Джина пошла в школу, Гленн (ее папаша все время настаивал, чтобы все называли его именно так, особенно его собственные дети) бросил семью, мечтая о карьере рок-музыканта. И хотя он уже пару веков простоял за прилавком магазина музыкальных инструментов на Денмарк-стрит и его мечты о славе поизносились, а хипповские патлы поредели, Гленн все еще считал, что он вольный дух, который вправе забывать или вспоминать о днях рождения в зависимости от того, когда ему это захочется.