Книга Баллада о Сандре Эс - Канни Меллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы хотели бы взглянуть на ту вишневую, с витрины, – решительно заявляет Юдит. Хозяйка магазина ковыляет к витрине и достает шляпу. – Это для юной дамы!
Я немею от изумления и не успеваю даже пикнуть, как вишневая шляпа оказывается у меня на голове. Юдит тут как тут: поправляет, загибает поля, сдвигает шляпу назад и вперед.
– Красиво! – нахваливает она.
Хозяйка магазина восхищенно кивает:
– Нечасто к нам заходит молодежь!
– Да и шляпу такой хорошей работы нечасто увидишь, – продолжает нахваливать Юдит. – Хотя моей внучке больше к лицу синий…
– Увы… Впрочем, я, конечно, могла бы изготовить и синюю… – задумчиво произносит старуха.
– И сколько времени вам понадобится?
– Две недели… или, может быть, десять дней…
– Жаль. Таким временем мы не располагаем. Но в любом случае – благодарю!
Старая шляпница разочарованно смотрит нам вслед.
– Барахло! – сердито заявляет Юдит, как только мы оказываемся на улице. – Ты поля пощупала? Слишком мягкие. Прослойки надо класть как следует – иначе шляпа до первого дождя…
Юдит заранее выбрала кафе и теперь с восторгом заказывает ванильные пирожные. Мы садимся за столик у окна, которое выходит на улицу: там мужички в шапках-ушанках вешают зеленые гирлянды, увитые красными лентами.
– Все нынче куда-то спешат, – замечает Юдит. – Рождественские украшения в ноябре. Ты почуяла запах в том магазине? Не тот, что теперь.
– Ну, пылью пахло. Трудно дышать.
– Тканью. Кофе и деревом – шкафы деревянные и сундуки, полные лент и тесьмы…
– Расскажите!
– О чем?
– О себе.
– А ты? Так и будешь молчать, как рыба?
Хорошо, что другие люди не умеют так сверлить взглядом. Я снова принимаюсь грызть ногти.
– Прости, – говорит Юдит и набрасывается на ванильное пирожное. – О, я и не думала, что здесь до сих пор делают такой вкусный ванильный крем! Попробуй только!
Юдит жует зажмурившись, а я тем временем разглядываю ее лицо. В эту минуту кажется, что ей не больше шестидесяти, а утром можно было дать все сто.
– Ты веришь в любовь, Сандра? – внезапно спрашивает Юдит, не открывая глаз.
– Нет, – быстро отвечаю я, хотя во рту тут же чуть не пересыхает. – То есть вы что имеете в виду?
– Ты веришь, что есть такое чувство, которое сильнее всех других? – поясняет Юдит, подчеркивая каждое слово.
Я надкусываю пирожное, делаю глоток чаю, а Юдит Кляйн все сидит с закрытыми глазами и ждет ответа.
– Любовь – это просто слово, вот и все. Самое затасканное и самое лживое слово в мире. Почему мы все время делаем вид, что устроены сложнее, чем животные?
Наверное, я продолжила бы рассуждать, если бы Юдит не перебила с довольным смехом:
– А что ты знаешь о животных? Какие у них представления о жизни?
– А им плевать на представления. Они просто спариваются, вот им и хорошо.
– Это тебя в школе такому научили?
– Ну, некоторые живут вместе всю жизнь.
– Ты сейчас о животных?
Я киваю. Мне как-то спокойно сидеть тут и болтать со старушкой, у которой за плечами такая длинная жизнь. На улице мельтешат и суетятся люди, а мы сидим, защищенные стеклом, как броней.
– У некоторых животных самцы носятся от гнезда к гнезду и ловят момент. И самок это устраивает, они пускают к себе чужаков на пять минут перепихнуться. А самцов потом ищи-свищи. Ни слуху ни духу.
– А ты такого хочешь, Сандра? Чужака, от которого потом ни слуху ни духу?
Я пожимаю плечами, глядя в окно.
– Ох, чему вас только теперь не учат.
– А вас что, ничему не учили?
– Как же, учили. Что Бог есть любовь и что люди стали плодиться и размножаться по его воле.
– Плодиться и размножаться?
– Да, производить потомство.
– Похабно как-то: плодиться и размножаться. Так что, и в Библии написано?
– Не знаю, я своими глазами этих слов не видела.
Юдит откусывает от пирожного и медленно жует.
– Значит, ты не веришь, что люди могут жить в любви целую жизнь?
– Лучше вы ответьте. Это вы жизнь прожили.
Юдит молча крутит в руках десертную ложечку, как будто ей вдруг ужасно захотелось разглядеть гравировку. Я могла бы сказать, что любовь есть, но живет недолго. Одну дождливую ночь.
– Восхитительный ванильный крем! Барышня, принесите нам еще по пирожному, будьте так любезны. А что, твоя мама не рассказывала о любви? Как все мамы?
– У меня мама приемная. С девяти лет.
– А она одинокая, твоя приемная мама?
Я киваю и отхлебываю чаю – глоток за глотком, чтобы рот был занят. И зачем я только стала рассказывать. Сейчас начнется допрос, и она выудит из меня все до конца. Старухи – те же вампирши, не видать мне теперь покоя.
Но Юдит больше ничего не спрашивает. Смотрит на официантку, как будто ничего, кроме ванильных пирожных, ее не интересует. Вот и отлично – может быть, у нее провалы в памяти от старости, и она уже забыла, о чем спрашивала.
Приносят пирожные, одно из которых предназначается мне.
– Если не доешь, возьмем с собой, – шепчет Юдит, как будто замышляет преступление. – Сколько тебе лет, Сандра?
– Называйте меня Эс. Ненавижу имя Сандра.
– Эс? Это что, имя?
– Ну, можно писать с двумя «с» – Эсс.
– А когда у тебя плохое настроение, то с одной? Эс?
– Когда у меня плохое настроение, то имя вообще не нужно.
Обратно мы едем на автобусе. Юдит Кляйн сидит, снова погрузившись в себя, прикрыв глаза и чуть раздвинув тонкие губы. Можно подумать, что она спит – хотя автобус полон народу. Осторожно положив руку, испещренную голубыми венами, на мою, она шепчет:
– Если любовь есть, то это смертельный яд. Если другой человек может проникнуть внутрь тебя и остаться там, а ты не в силах его выгнать.
Я искоса разглядываю ее худую шею, торчащую из ворота пальто, и коричневый берет, из-под которого выбиваются завитки белых волос.
– Пора возвращаться к этим занудным бабкам, – бормочет Юдит, как только мы входим в дом престарелых. Прислонившись к двери лифта, она смотрится древней старухой.
Позже, засунув руку в карман, я обнаруживаю внутри что-то мягкое и липкое. Это половинка ванильного пирожного из кондитерской, завернутого в салфетку.
Я иду к дому через парк, и пакеты с продуктами, которые я несу в руках, бьют по ногам. Может быть, если заполнить шкафы банками фасоли в томатном соусе, коробками спагетти и бутылками кетчупа, в квартире станет уютнее. Надо как-то бороться с пустотой. Надо занять пространство едой и рулонами туалетной бумаги, тюбиками зубной пасты и газетами.