Книга Окна во двор - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теория стирания
У меня был один знакомый симулянт.
Он приходил к врачу и говорил, что знает, как на самом деле устроен мир. Что его теория объясняет все мировые проблемы, кризисы и казусы.
— Что за теория? — спрашивал доктор.
— Теория стирания.
— То есть?
— Да очень просто! Смотрите сами. Деревья стираются о воздух, воздух — о деревья. Подметки об асфальт — асфальт о подметки. Волны стираются о берег, но и берег стирается о волны! Скоро весь мир сотрется к черту!
Врач, понятное дело, ставил ему вожделенный психиатрический диагноз. Ибо эта «теория стирания» по науке является разновидностью так называемого бреда Котара (по имени французского психиатра Jules Cotard). Бред всеобщего разрушения и распада.
Но один врач все-таки спросил его:
— Так-таки все на свете стирается? Ну, а как же тогда дети растут?
— Это не они растут. Это мы стираемся.
Конечно, он не страдал настоящим бредом Котара.
Но при этом он не был полноценным стопроцентным здоровяком-симулянтом, циником и врунишкой.
Потому что психически здоровый человек не станет симулировать психическое заболевание.
Точно так же добрый человек не станет притворяться злым, демократ — диктатором, аскет — развратником и так далее.
Room at the Top
Лифтер поднес Татьяне Николаевне сумку к двери.
Она достала ключи. Дверь не отпиралась. Позвонила. Никто не открыл. Громко постучала. Никакого ответа.
— Вызвать слесаря? — спросил лифтер с вежливой заботой во взоре.
— Идите, идите, — сказала Татьяна Николаевна. — Надо будет, позвоню.
Лифтер ушел, она вдавила кнопку и держала минуты полторы.
Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял Сергей Альбертович, замотанный в купальную простыню.
— Татуся! — просиял он. — Такая пробка! Я домой пешком шел три квартала! Такая жара, и я решил в душик.
— Душик-шмушик, — сказала она, внося сумку в прихожую. — Дверь зачем запирать?
— Да, — удивился Сергей Альбертович. — Дверь зачем?
— Ленка где? — спросила Татьяна Николаевна.
— Да, — поднял брови Сергей Альбертович. — Где Леночка?
Татьяна Николаевна прошла через холл в гостиную, а потом в смежный с нею кабинет. Сергей Альбертович босиком пошлепал за ней.
В кабинете, в полумраке, на большом диване лежала Леночка, племянница мужа Татьяны Николаевниной сестры, из города Армавира. Приехала подавать документы в вуз. Лежала, положив ручки под щечку и якобы заснув, совершенно голая. Брюки, блузка, трусики и лифчик были разбросаны по всей комнате.
— Вот это да! — сказал Сергей Альбертович. — Татусик, я пойду домоюсь.
И ушел, оставляя на паркете изящные узкие следы.
Татьяна Николаевна зажгла люстру, больно ткнула Леночку пальцем в голый бок.
— Ах ты, господи… — сказала она. — Давай, давай, открывай глазки. Видишь ли, Сергей Альбертович — гомосексуал. Гей. Поняла? А я при нем — жена-прикрытие. «Борода» так называемая. Нельзя ему, при его положении, неженатым быть. Ясно тебе? Чем выделываться, лучше б меня пожалела.
— Дела! — Леночка села и приоткрыла рот.
— Как сажа бела… — неожиданно народным голосом сказала роскошная и великосветская Татьяна Николаевна. — Ой, беда, беда… Собирайся-одевайся, десять минут у тебя есть, зачем мне в доме такая гадюка?
Леночка стала подбирать свою одежду. С пола, с кресла, с письменного стола.
— Красивая ты, — вздохнула Татьяна Николаевна. — Девять с половиной минут осталось. Закопаешься — охрану вызову, помогут.
Ближе к полуночи Леночка сидела в кафе в компании очень милых интеллигентных ребят — один журналист и два режиссера. Она пила вино, хохотала и уже не вспоминала про этих странных неприятных людей.
Петербургские штрихи
За соседним столиком три девчонки лет по шестнадцать.
Спорят о чем-то вполголоса.
Вдруг одна громко говорит:
— Девочка счастлива — значит, она права!
Пауза, как точка.
Ее подруги умолкают, переваривая эту отчасти ницшеанскую мысль.
< Из старой записной книжки.
Кафе «Тесто», Казанская ул., 29.
06.11.2010. 21.50 >
Ночью в Питере одинокая девушка идет по улице и говорит в мобильник:
— А почему ты думаешь, что я одна?
Слушает, что ей говорят в ответ, и парирует:
— Если человек молчит, это не значит, что его нет!
Слушает дальше. Отвечает:
— Ну, всё, всё, всё. Мы идем в бар.
Нажимает отбой и прибавляет шагу, бежит к троллейбусной остановке.
< Из новой записной книжки.
Садовая улица, выход к Невскому у Гостиного Двора.
29.08.2013. 23.40 >
Яблоко
Тридцать лет назад, 10 ноября 1982 года, примерно в 9 утра, на своей даче умер Леонид Ильич Брежнев.
По радио и по телевизору сразу стали передавать классическую музыку.
Любимейший в народе, традиционный и действительно лучший телевизионный концерт в честь Дня милиции — отменили.
Вечером мне позвонил приятель и сказал: «Тебе не кажется, что мы как-то, эээ, слегка осиротели?» «Нет, — не понял я, — а что?» Он хмыкнул и перевел разговор на другую тему.
Утром советскому народу сообщили печальную весть.
А также сказали, что комиссию по организации похорон возглавил Андропов. То есть объявили преемника.
Похороны были назначены на 15-е.
Похороны были грандиозны. Прибыли руководители или представители 90 с лишним стран и международных организаций. А также главы 53 левых партий со всей планеты.
В общем, собралась глобальная тусовка — помянуть покойного и познакомиться с новым начальником шестой части Земли. Разумеется, вся верхушка соцлагеря, а также Индира Ганди, Геншер, Карстенс, Папандреу, Пальме, Зия-уль-Хак, Трюдо, Буш-старший, наследный принц Харальд, консорт Хендрик, Патрик Хиллери, Канаан Банана, кардинал Марини, Перес де Куэльяр, Ясир Арафат, Имельда Маркос и Агата Барбара, не считая менее замечательных, но не менее достойных лиц.
