Книга Умер-шмумер - Екатерина Вильмонт

— И ты все эти годы знала, что я жив?

— Ну, в общем… да…

— Это что же… интуиция?

— Наверное, это так называется.

— И ты… ты на меня не обиделась?

— Ну тогда, наверное, обиделась, я уж и не помню…Столько лет прошло, столько всего было…

Он был совершенно растерян. Похоже, этой женщине на негонаплевать. Однако это неприятно, очень неприятно, тем более что она такпрелестна…

— Влад, давай вообще не говорить о прошлом, оно ведьпрошло, правда? Мы встретились тут, встретились случайно, — значит, судьбебыло угодно. Я рада тебя видеть, ты отлично выглядишь, у тебя, наверное, всехорошо в жизни, вот и чудно.

— Как странно, что ты не поверила…

— Влад!

— У тебя никаких неприятностей из-за меня не было?

— Каких неприятностей?

— Ну с КГБ…

— Да нет, что ты… Кому я была нужна? Влад, я хочу ещечашку кофе…

— Да-да, конечно, может, пирожное?

— Нет, я уже одно съела, хватит. И вообще, тут все таквкусно.

— Ника, у тебя красивые волосы… Помнишь, я всегдатвердил тебе — надо отрастить волосы, ты ведь так коротко стриглась… А ты говорила,что у меня атавизм…

— Нет, не помню.

— Почему ты не надела то платье?

— Утром? Оно для утра не годится… Влад, а почему вдругты решил купить мне его?

— Сам не знаю… Захотелось…

— А ты меня где увидел? В магазине?

— Нет, чуть раньше… На площади… Но не поверил своимглазам и потащился следом. Как осел за морковкой.

— А почему ж ты не подошел, не окликнул меня?

Побоялся?

— Если б ты была одна, я бы подошел.

— И ты все время за мной следил, что ли?

— Нет. Я был в шоке… Я не знал, как себя вести, я ведьдумал, ты считаешь меня мертвым…

— Понятно. Но когда увидел, что я с другим мужчиной,взыграло ретивое, да?

— Взыграло ретивое… Надо же… Как хорошо, как приятно… Ятак давно не слышал этого выражения…

Неужели еще так говорят?

— Ты мне не ответил.

— Ну да, наверное… Кстати, кто этот тип? Ты с ним здесьпознакомилась?

— Да нет, я давно его знаю, очень милый человек…

— Ты замужем, Ника?

Она немножко помолчала.

— Сейчас нет.

— Но была?

— О! Сколько раз!

— И сколько?

— Три! — чуть помедлив, сказала она. — Авпрочем, какая разница, все прошло… Говорят, у человека клетки обновляютсякаждые семь лет, значит, за эти годы они обновлялись целых три раза, ничегопрежнего не осталось…

— Не правда, очень многое осталось… Я вот на тебя смотрю— и мне кажется, не было этих лет, не было, понимаешь?

Она посмотрела ему в глаза, усмехнулась и жестко сказала:

— Нет, не понимаю, Влад. Для меня изменилось все. Аглавное — я сама изменилась.

— Я вижу. Ты стала лучше… гораздо лучше…

— Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была!

— Тьфу ты, черт, действительно есть что-то онегинское вэтой ситуации… Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног…

— Это «Горе от ума», — сухо поправила Ника.

— Да, надо же… Я так отошел от литературы…

А что, в России по-прежнему много читают?

— Читают довольно много, вопрос в том, чточитают… — улыбнулась Ника. — А ты больше не читаешь?

— Читаю, только не по-русски… Я запретил себе…

Я запретил себе тогда вообще все… запретил себе своепрошлое… Кто же знал, что все так изменится у вас…

— У вас… Впрочем, это так. У нас! Да, действительно всеизменилось. Видел бы ты сейчас Москву…

— А что? — с замиранием сердца спросил он.

— Она такая красивая стала! И твой дом… Я недавнопроезжала по Спиридоновке, кстати, она опять называется Спиридоновкой… Твой домотремонтировали, он такой свеженький…

— А ты? Ты там же живешь?

— Нет, мой дом снесли, я теперь живу на проспекте Мира.

— А у тебя… У тебя есть дети?

— Нет, детей у меня нет. А у тебя?

— У меня есть сын, Тео. Знаешь, он совсем не говоритпо-русски…

— Ты тоже стал говорить с акцентом.

— Шутишь?

— Нисколько.

— Хотя чему удивляться. Мне редко приходится говоритьпо-русски.

— Не общаешься с эмигрантами?

— Практически нет. Впрочем, это неважно. Расскажи лучшео себе. Как ты живешь, где работаешь, и вообще…

— Мне, Влад, особенно нечего рассказывать. Живу янормально, в общем даже неплохо по нынешним меркам… работаю. Я делаю кукол.

— Кукол? Каких кукол?

— Для кукольных театров и просто так, на продажу… Изнаешь, они имеют успех. В Италии на выставке получила первую премию, у менямного премий… Это дает кусок хлеба… У нас теперь много богатых людей, и оничасто заказывают мне кукол — для детей, для подарков или просто для украшенияинтерьера… У меня хорошая профессия, Влад.

— И у тебя есть ворох платьев?

— Ворох платьев? — Она нахмурила брови, словночто-то припоминая. Подумать только, ты помнишь эту детскую глупость! —Лицо ее вдруг прояснилось, помолодело. — Ну надо же… Я тронута. Нет,вороха, наверное, нет, но просто потому, что мне это уже не нужно.

— Хочешь, я куплю тебе этот ворох, а?

— Нет, зачем? Спасибо, конечно, за порыв, но вполнедостаточно и одного платья.

Они замолчали, глядя друг на друга. В этой хрупкой,прелестной женщине была какая-то странная умудренность. Не должна женщина в еевозрасте быть такой, ее еще должны раздирать страсти, тем более Ника всегдабыла страстной натурой, порывистой и неожиданной. Теперь она стала другой. Ноот этого еще более интересной, и как будто бы совсем неопасной. Ни истерик, ниупреков, ничего… С ней так хорошо, так легко…

— Ника, ты удивительно изменилась.

— Ты это уже говорил.

— А твоя мама, она как?

— Мама давно умерла. У нее был инсульт, она долгоболела.

— Прости, я не знал…

В ее глазах промелькнула какая-то усмешка.

Между тем под деревом уже становилось жарко.