Книга Небо Голливуда - Леон де Винтер

– Чем больше изъян, тем лучше, – сказал Роберт, очерчивая в воздухе контуры объемной груди. В этом весь Кант, слегка старомодный, обаятельный, со своими довоенными шуточками и непристойностями.

– Я больше года провел в Мэне.

– В Мэне? Боже мой! Что еврейский юноша забыл в Мэне? Разве там не живут сплошные протестантские антисемиты?

– Ты прав, но я встретил там троих людей, которые случайно ими не были.

– Ты похож на гоя. Они этого не знали, иначе выперли бы тебя из штата в два счета. Чем ты там занимался?

– По мелочи. Ничем особенным.

– Ты снова удивительно конкретен. Чем именно?

– Да так, небольшие роли.

– Тебя что, туда в ссылку отправили? Все дело в женщине, ведь так?

Грин попытался улыбнуться:

– И в ней тоже.

– Давай, рассказывай.

– С женщиной все закончилось плохо.

– Как всегда. То же самое происходит и с жизнью, – сказал Кант, откусывая бутерброд с пастрами. – Я лично не знаю ни одной жизни, которая закончилась бы хорошо. Практически всегда плохо. Поэтому мы здесь в Голливуде так любим хеппи-энд. Самая большая иллюзия, которую только можно придумать. – Он намазал еще горчицы на полукилограммовую порцию и так острого мяса между двумя тонюсенькими кусочками ржаного хлеба. – Я питаю иллюзию, что мне это полезно. Все, что вкусно, доставляет мне удовольствие, а это, говорят, пробуждает всякие здоровые гормоны. Где-то читал. Сущая правда – я живое тому свидетельство.

– Некоторое время назад я написал сценарий.

Грин умолчал, что именно этот сценарий и привел его в тюрьму.

Кант оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на Грина. Он нежно улыбнулся и кивнул.

– Хорошо, – сказал он. Положив на стол вилку, он еще раз ущипнул руку Грина. – Я очень рад. – И перед тем, как продолжить свою работу над пастрами, еще раз воскликнул: – Отлично!.. Ты хороший актер, – сказал он, жуя. – Но я считаю, что ты еще и хороший писатель. Рад, что ты наконец что-то сочинил.

– Это триллер.

– Более или менее приличный триллер всегда можно продать. Если не сразу для широкого экрана, то по крайней мере для кабельного телевидения или в качестве «фильма недели». Деньги можно найти.

– Я хочу сам его поставить, – сказал Грин ни с того и с сего.

– Это сложнее, но не исключено.

– Это мое условие.

– Поговори со своим агентом.

– У меня больше нет агента.

Кант посмотрел на него с удивлением:

– Ты же был клиентом «Анлимитед»?

– Уже давно нет.

– Кто же тогда тебя представлял?

– Я сам.

Кант кивнул. Он понял, что Грин не работал.

– Можно мне почитать твой сценарий?

– Конечно.

– У тебя он с собой?

– Я принесу завтра копию.

– Хорошо. Как называется?

– «Пожар».

– Почему бы и нет.

Кант продолжал есть и вдруг посмотрел на Грина:

– Ты ведь уже обедал?

– Перед твоим приходом.

– Хочешь еще что-нибудь?

– Я могу пробежать недельный кросс после всего того, что я сейчас съел.

На самом деле он выпил только кофе, поскольку сандвичи стоили здесь как минимум семь долларов. На эту сумму он должен был существовать целый день.

Кант, казалось, о чем-то задумался и затем спросил:

– Хочешь перейти ко мне? Я знаю, ты всегда избегал подобной альтернативы, но сейчас это выглядит логично. Мы – подходящее агентство для таких сценариев, как у тебя. Тебе будет сложно без представителя. И почему мы никогда не сотрудничали?

– Кто теперь станет с тобой сотрудничать?

– Я тебя тоже ненавижу, поэтому мы квиты, – ответил Кант, чавкая. – Томми, не нужно ничего строить из себя, потому что для меня ты такой, какой есть. У тебя был дерьмовый год. Так почему бы тебе не пойти к нам работать? Тебе сейчас нужны деньги?

– Нет, – сказал Грин решительно, как будто он вообще об этом не думал. – У меня все в порядке.

– Составь список фамилий. Я хочу знать, кого из актеров ты хочешь снимать в своем фильме.

– Из категории «Б»?

– Даже и не думай о категории «А». Нам не следует прыгать так высоко. Если получится с «ХБО» или с «Шоутайм», я уже буду доволен. Если же сценарий приведет их в восторг, мы всегда можем попробовать протолкнуть его на большой экран.

– Я составлю список.

– Где ты сейчас живешь?

– В Голливуде. Пока в гостинице, – сказал Грин как можно более непринужденно, словно говорил о бунгало в Шато-Мармонт.

Кант кивнул с серьезным видом. Он явно не верил в туманные рассказы Грина.

– У тебя завтра есть время?

– Конечно.

– Я сейчас составлю контракт. Завтра можешь подписать.

Кант подозвал официантку и расплатился.

Грин хотел помочь ему встать, но Кант воспротивился:

– Отойди от меня, разве я похож на старика?

Они вышли на улицу. В вечерний час пик на бульваре Уилшир образовался затор.

– Знаешь, на что я наткнулся пару недель назад? На твою статью о различиях между американским и европейским кино. О потребности европейцев отображать действительность и о потребности американцев ее подменять.

Грину казалось, что Кант говорит о ком-то другом. Блаженные зарисовки из его жизни до Паулы были как будто вырваны из другой цивилизации. Они ему больше не принадлежали.

– Мне стало грустно, – продолжал Кант, – не от твоих наблюдений, а от того, что я вдруг понял, что у Европы нет шансов. Американский фантастический реализм победит. Культура без корней, на заказ смоделированный опыт, иллюзорная реальность – вот основные понятия двадцать первого века. Европа станет копией Америки. Миром Диснея. Все, что есть в Европе плохого, исчезнет вместе с хорошим – это преимущество. Но куда денутся духи, которым необходимо натяжение между мечтой и явью, или упрямые неверующие, готовые сломать зубы на познаваемой реальности? Через какое-то время все мыслимое станет возможным.

– Надо просто продолжать рассказывать истории, – ответил Грин, впервые за долгое время задумавшись на эту тему. – До тех пор пока будут рассказываться истории об узнаваемых фигурах, об их жизни, у нас сохранится представление об автономном сознании.

Звучало довольно расплывчато, но яснее он выразиться пока не мог. В настоящий момент его голова пухла от забот о чистом постельном белье и дешевой еде. Автономное сознание, думал он про себя, автономное от чего, от кого?