Книга Наследие последнего тамплиера. Кольцо - Хорхе Молист

— Ты заметила? — спросил Майк. — У Девы Марии твое кольцо.

— Что?!

Я посмотрела на левую руку Мадонны, которой она поддерживает младенца. И в самом деле, на ее среднем пальце я увидела кольцо. С красным камнем. Мое кольцо!

Я была потрясена. У меня закружилась голова.

Страшное предчувствие пронзило меня как удар молнии.

— Бог мой! — воскликнула я. — Все связано. Кольцо, доска и самоубийство Энрика.

ГЛАВА 5

Меня потрясло, что кольцо, столько раз виденное мной на картине, принадлежало Энрику, и я не сомневалась, что это антикварное изделие связано с какой-то тайной. Однако оно все так же оставалось на моем пальце рядом с солитером Майкла. У меня появилась странная привязанность к этим кольцам: одно из них было символом любви ко мне моего жениха, другое — моего крестного отца. Я никогда не снимала их, даже ложась спать.

Вместе с тем загадка рубинового кольца терзала меня своей непостижимостью, хотя мне следовало думать совсем о другом. В частности, на работе, во время слушания дела в суде, когда я защищала своих клиентов, у меня появлялось удивительное ощущение. Я смотрела на этот камень кровавого цвета и размышляла: почему мне прислали это кольцо? почему застрелился Энрик?

Ах, кажется, забыла сообщить, что я адвокат, но вы, полагаю, уже догадались. Адвокат я очень хороший и надеюсь стать еще лучше. Адвокат должен очень внимательно относиться к делу, которое ведет. Весьма важны все мелочи, и адвокату следует предвидеть возможные повороты дела и его юридические последствия, разбираться в прецедентах, имевших место в прежних судейских решениях… и тому подобное. Представителю такой профессии не пристало забивать себе голову какими-то готическими загадками.

Но таинственное влечет меня с непреодолимой силой.

Я думала, не позвонить ли моим друзьям детства в Барселоне: Ориолю и Луису. Но я потеряла их след с тех пор, как мы покинули Испанию. Когда же я попросила мать помочь мне связаться с кузенами Бонаплатой и Касахоаной, она сказала, что не знает, где ее старая записная книжка, что никакой связи с этими родственниками после смерти Энрика не поддерживала и понятия не имеет, как их отыскать.

Я не поверила матери, но давить на нее не хотелось. Что-то подсказывало мне, что она предпочла бы не говорить о прошлом и забыть его.

Однажды я попыталась достичь цели, позвонив в информационно-телефонную службу Испании. В Барселоне не оказалось ни Ориоля, ни Луиса.

Тогда я решила успокоиться и подождать. Если кто-то отыскал меня, чтобы отправить мне кольцо, то этот кто-то когда-нибудь объявится. По крайней мере я на это надеялась.

Я помню то лето, шторм и поцелуй.

Помню бурное море, песок, скалы, дождь и поцелуй.

Помню последнее лето, шторм и первый поцелуй.

И помню его, его тепло, целомудренную застенчивость, волны и вкус соли на его губах.

Помню его в мое последнее лето в Испании и то, как он впервые страстно поцеловал меня.

Я не забыла своей первой любви, не забывала никогда, я помню его — Ориоля.

* * *

Увидев мое кольцо на картине в кухне родителей, я изменилась. Во мне все трансформировалось. Я удивлялась себе, думая об Ориоле, об этом мальчике, который стал моей первой любовью, о детстве, об Энрике и о загадках, не привлекавших раньше моего внимания.

Почему мы никогда не возвращались в Испанию? Почему так и не вернулись в Барселону? Эти и другие подобные вопросы упорно преследовали меня, лишали покоя. Я неоднократно просила мать о такой поездке, но в ответ всегда слышала одно и то же: «Сейчас не время, в следующем году поедем; мы с дэдди хотели провести отпуск на Гавайях, в Мексике или на островах близ Флориды». Но в Испании — никогда.

Не соблазнили родителей даже Олимпийские игры 1992 года. Приближался мой шестнадцатый день рождения. И тогда мать заявила, что ехать сейчас на торжества не стоит, поскольку наши друзья в Барселоне все еще оплакивают смерть Энрика «в результате автомобильной катастрофы». После катастрофы прошло уже три года, и на Игры собиралось семейство Шаронов; они пригласили и меня. Когда я сказала это матери, она изменилась в лице и начала говорить, почему делать этого не следует. В конце концов она убедила меня, предложив мне взамен водительское удостоверение и легковой автомобиль.

Но я поняла, что мать сплела вокруг меня паутину, чтобы я не могла пересечь океан и вернуться в Барселону. Мария дель Мар, как и я, единственная дочь. Мой дед умер в семидесятые годы, а бабушка последовала за ним, когда мне исполнилось десять лет. Поэтому торопиться с возвращением не имело смысла.

«Тебе нужно как следует привыкнуть к родной стране твоего отца, — говорила мне мать. — Теперь это твоя земля, и для ностальгии нет никаких оснований».

И я похоронила свои воспоминания о бабушке, о моих друзьях, о моей первой любви, об Ориоле в самом потаенном уголке души. К этим милым сердцу воспоминаниям о прекрасном мире я обращалась, ложась спать, и предавалась им, пока сон не одолевал меня. Во сне я видела Ориоля на берегу моря, солнце, шторм, соль, его губы и поцелуй.

Дэдди всегда разговаривал со мной на своем мичиганском диалекте. Преподавание в моей барселонской школе велось на четырех языках, а я была самой успевающей ученицей в своей английской группе. Кроме того, я убеждена, что женщины в целом лучше мужчин справляются с разговорной речью. Проблем с этим у меня никогда не возникало.

Кроме того, я очень хорошо адаптировалась к Нью-Йорку. С каждым годом у меня появлялось все больше друзей в школе. Поэтому моя мечта о возвращении в Барселону стала менее навязчивой и я приняла правила игры, установленные моей матерью, — отложить все на будущее. Я окончила колледж, потом высшее юридическое учебное заведение и стала адвокатом. И что там скрывать — адвокатом превосходным.

Между тем я завязывала не только дружеские, но и любовные связи… Мои каталонские воспоминания все реже тревожили меня.

Я уже упоминала о том, что моей матери не хотелось возвращаться в Барселону. Не хотела она и того, чтобы это сделала я. В этом заключалась какая-то тайна, поэтому меня особенно тянуло туда. Но главной причиной был все же Ориоль. Нет, я уже не влюблена в него. Я встречалась со многими парнями, а теперь люблю Майка. Однако сладостные воспоминания о первых порывах любви порождали желание снова увидеть его. Какой он теперь?

Эти эмоции я держала под контролем, храня их в глубине души, но кольцо с кроваво-красным камнем взбудоражило меня, всколыхнуло мои воспоминания. Сначала меня начали преследовать видения шторма в конце лета и улыбка Ориоля, застенчивая и ироничная, потом — лица моих подружек по колледжу, расположенному на склонах Кольсеролы, и так далее…

Кольцо — это призыв вернуться. Решено, нравится это маме или нет, но свой следующий отпуск я проведу в Барселоне.

Внезапно желание вернуться стало неотвратимым, а воспоминания — настойчивыми.