Книга Глинтвейн для Снежной королевы - Нина Васина

– Они бы все равно когда-нибудь узнали группу крови усыновленного мальчика! – попыталась оправдаться Лиза, но адвокат не позволил ей этого сделать.

– Конечно, конечно! Узнали бы в Америке, куда собирались уехать как можно быстрее. И что бы они тогда сделали? Послали Марии Ивановне жалобу? Развелись из-за измены мужа? Нам это было бы совершенно не важно. Главное – чтобы не здесь и не сейчас.

– Что вы такое говорите! – возмутилась Лиза. – Эта стерва отдала бы там ребенка на изучение, а мы бы ничего не знали!

– Уймите вашу напарницу, – обратился к Марусе адвокат. – Объясните ей на досуге особенности вынашивания детей на заказ. И строгое юридическое и физиологическое выполнение всех правил при этом!

– Пусть убираются. Оба! – Маруся легла, уставившись в потолок. – Вы, если не ошибаюсь, свой процент уже получили.

Адвокат развел руками и вышел, не сказав ни слова.

– Извини, – пробормотала Лиза, – я не подумала…

– Не извиняйся. Все одно к одному.

– Ты что, с ним трахалась? – шепотом спросила Лиза. – Вы не пошли в институт, а просто…

– Пошли! – повысила голос Маруся. – Все было сделано по правилам! Доктор определил беременность. Мы с Марком решили это отпраздновать. Как-то так получилось… само собой…

– Ты чего трясешься? У тебя жар? – Лиза присела на кушетку и взяла Марусю за руку.

– Нет. У меня паника, – ответила та.

– Это очень некстати, – заметила Лиза.

– Слушай, хоть ты не трави душу! Скажи что-нибудь ободряющее. Чтобы мне захотелось встать, выпить чаю, покормить ребенка!..

– Ах, это… Это пожалуйста. Твоя подруга под капельницей. Начались схватки, а у нее давление сильно подскочило.

Цензура

Папа отвез Леру домой. Всю дорогу в машине он молчал, потом молчал и дома, на кухне. Сидел и молча смотрел, как Лера возится с бананом.

– Почему просто не ободрать его? – спросил папа, когда Лера отодвинула тарелку с кожурой.

Девочка посмотрела на него несколько растерянно. Так смотрит человек, который не в силах объяснить, почему он поет про себя песенку или сгрызает сосульку, вопреки всяким страшилкам о загрязнении окружающей среды.

– Я хотел сказать, – смешался папа, – что никто не ест банан ложкой.

– Я ем, – просто ответила Лера.

– Ты не должна говорить маме о том, что слышала в роддоме, – продолжил папа Валя тем же тоном, которым говорил о банане.

– Боишься, что она узнает о тебе и Марусе?

Папа Валя встал и нервно полил цветок на окне.

– То, о чем говорила Маруся, было давно. Не сейчас. Мы с ней дружили, и она… Она забеременела. Давно. Почти десять лет назад. Нет, постой… Девять.

– А где он? – заинтересовалась Лера.

– Кто?

– Ребеночек?

Папа Валя еще раз полил цветок. Потом ему пришлось промокать лужу на полу у подоконника.

– Давай мы поступим так. Знаешь, что такое возрастная цензура?

– Не-е-ет, – протянула Лера.

– Это когда дети задают только те вопросы, на которые могут получить ответы. А вопросы, на которые они в силу своего малого возраста и отсутствия жизненного опыта не могут получить ответы, откладываются до достижения ими определенного возраста. Вся проблема в том, что вопрос о ребенке Маруси ты можешь задать только Марусе, потому что, если на него отвечу я, это будет уже сплетня. Помнишь, что такое сплетня?

– Да. Что-то вроде игры в испорченный телефон, – кивнула Лера.

– Правильно. Я не хочу быть сплетником.

– Когда? – перешла к делу Лера.

– Что – когда?

– Когда я могу узнать, что случилось с твоим и ее ребеночком?

Папа постоял, покачиваясь, постонал тихонько, потом сел напротив Леры за стол и задумался.

Девочка ждала.

– Отлично! – наконец придумал папа Валя и подался к дочери. – Ты можешь спрашивать об этом, как только вы начнете проходить в школе размножение млекопитающих. А пока ты постараешься не нервировать ненужными вопросами, на которые взрослые не смогут дать тебе адекватный ответ, ни Марусю, ни маму Валю. Договорились?

– Договорились – это когда обе стороны что-то получают от сделки. Ты так объяснял на прошлой неделе, – вспомнила Лера.

– Действительно, – отвел глаза папа. – Чего же ты хочешь?

– Мама Муму кормила меня, маленькую, своим молоком, так?

– Так, – кивнул папа и напрягся.

– Почему меня не кормила мама?

– Это просто, – с облегчением выдохнул папа. – Потому что не у всех женщин одинаковый период лактации, – заметив удивленный взгляд дочери, он сбился и развел руками. – Извини, я хотел сказать, что у твоей мамы пропало молоко, вот Маруся… Кстати! Первое слово, которое ты сказала, знаешь какое было?

– Знаю. Муму. А где второй ребеночек Маруси? Если было молоко, значит, был и ребеночек. Мне пять с половиной. Девять минус пять с половиной, получится три с половиной. Этот ребеночек родился через три с половиной года после вашей дружбы. Я правильно посчитала?

Позавчера папа Валя показывал дочке на экране компьютера деление целого яблока на доли. Половинка, четвертинка, осьмушка…

Он встал, потянулся было к розовой лейке с длинным изогнутым клювиком, но потом наступил в лужу под подоконником и передумал.

Не дождавшись ответа, Лера осторожно поинтересовалась:

– Это мы тоже обцензурим?

– Это… Нет. Это я тебе скажу. Ее второй ребеночек умер. Как только родился.

– Ты сплетничаешь, – заметила Лера.

– Да нет, это факт всем известный. А теперь мы пойдем спать. По крайней мере, некоторые, – пробормотал папа Валя себе под нос и вышел из кухни. – Кстати! – сказал он из коридора. – Если подъедет Элиза, я тебя с нею оставлю. А сам поеду в роддом. Что-то у меня на душе муторно…

Элиза

– Все мужчины нервничают, когда жены рожают! – объявила Элиза с порога. – Детка, иди обними бабулю!

Расставив руки в стороны, она становится на одно колено, отчего ее весьма рискованная юбка поднимается, обнажив кружевную резинку чулка.

Лера подходит, некоторое время рассматривает вблизи лицо Элизы, потом неуверенно трется о ее щеку своей. Вблизи на лице Элизы заметен тональный крем, и блестки на веках, и тонкая ниточка карандаша по линии губ, но сильнее всего взгляд Леры притягивают огромные серьги. Они висят почти до плеч, звонкие и заманчивые, как елочные игрушки.

– Элиза, ты сколько раз рожала? – спрашивает Лера.

От неожиданности Элиза садится на пол у полки с обувью, расставив колени, грозит пальцем и строго заявляет: