Книга Наша светлость - Карина Демина

— Рабов.

— А хоть бы и так… ты чужой. Оттуда, — она указала на потолок. — Думаешь, что раз рабы, так плохо. Там меня кормить станут. Бить никто не будет. А детей в канаву не понесут топить. Вырастят. И выучат, как благородных… и продадут в хороший дом. Небось, люди не дураки, чтоб потраченные деньги портить. Будут мои детки жить в тепле и сытости…

— Рабами.

— Ага. Про свободу думать хорошо, когда в животе с голодухи не бурчит.

То, что она говорила, было неправильно. Настолько неправильно, что Урфин растерялся.

— А с тобой что будет, подумала?

Скольких она родит? Пятерых? Шестерых? Десятку? Потом, если не помрет во время очередных родов, станет нянечкой при младенцах… а как не сможет справляться, так и на кладбище.

— А тут со мной что будет? — отозвалась Мия.

И это тоже было правдой. Какой из двух зол было меньшим?

Урфин не знал.

Вычищать надо оба. Вот только хватит ли сил?

Глава 3. Корпорация добра

Мы в ответе за то добро, которое мы творим, следовательно, как никогда актуален тщательнейший контроль его качества…

Из ежегодной речи Председателя Благотворительного комитета, вдовствующей мормэрессы леди Джиневры Арчибальд Флоттэн.

Наша Светлость нервничали.

До встречи оставалось четверть часа… очень долгая четверть часа… я уже трижды успела пройти вдоль стены, доказывая Рыцарю — мой бедный собеседник, сколько всего ему приходилось выслушивать — что совершенно готова встретиться с почтеннейшими дамами.

И вообще зря их опасаюсь.

Это же леди.

Благотворительницы.

Им полагается быть добрыми, отзывчивыми и вообще…

Рыцарь слушал скептически. Сейчас, в приближающемся полдне, солнце расплавило и смешало краски витража так, что фигура выглядела как никогда зыбкой.

— …и если рассуждать здраво, то я в этом мире — не последний человек. Моя поддержка что-то да значит. И на самом деле глупо нервничать! В крайнем случае…

Действительно, а что будет в крайнем случае? Перед носом Нашей Светлости дверь захлопнут? Не камнями же побьют в самом-то деле. Вернусь к себе. Пореву, наконец, от души по причине конкретной. Разобью чего-нибудь и успокоюсь.

Перспектива, конечно, не самая вдохновляющая, но какая уж есть. Тем более что напросилась я сама. Даже не напросилась — поставила почтенных дам в известность о своем грядущем визите. Ну надоело мне ждать, когда меня на эти заседания пригласить решатся!

Мир требует добра.

А у Нашей Светлости как раз свободное время имеется.

И группа поддержки.

Ингрид выглядела спокойной, а вот Тисса явно переживала, хотя, по-моему, в последний месяц это было нормальное ее состояние. Она осунулась, побледнела и обзавелась милой привычкой прикусывать губу, словно запирая в себе то, что хотелось сказать.

— Ваша Светлость, — мое предложение обращаться по имени Тисса упорно игнорировала, предпочитая держать дистанцию. — Выглядят подобающим образом.

Она была вежливой и милой.

Как механическая кукла, которую настоятельно выдавали за живую. И не могу сказать, что я поняла, в какой момент случилось это превращение. Надо что-то делать, но что?

Для начала поговорить с ней наедине, только момент бы выбрать подходящий…

— Иза, — Ингрид поднялась и расправила юбки. — Главное, не принимай близко к сердцу.

— Что не принимать?

Сержант, к чьему постоянному молчаливому присутствию я уже привыкла, занял позицию за левым плечом Нашей Светлости.

— Ничего не принимай.

Заседал Благотворительный комитет в Бирюзовой гостиной. И бирюзы, надо сказать, на инкрустацию мебели ушло изрядно. Особенно хорош был стол овальной формы с гнутыми ножками и кружевной столешницей. Во главе его восседала Председатель комитета, почтеннейшая морморэсса Джиневра Арчибальд Флоттэн.

Разменяв полсотни лет, леди Флоттэн не утратила былой красоты, скорее уж изменила ее согласно представлениям о приличиях. Ее лицо морщины украшали, как трещины украшают благородный мрамор. Рыжий парик подчеркивал белизну кожи. Платье было строгого покроя, приличествующего вдове темно-зеленого цвета. Украшения — из агата. И лишь желтый алмаз выбивался из мрачного ряда.

Меньше всего леди Флоттэн походила на добрую фею.

Да и остальные тоже…

Дамы пили чай и беседовали. Мило. В полголоса. Пили и беседовали… тонкий фарфор в нежных пальцах. Блюдца. Чашки. Сливки… сахар… Высокий чайник в руках лакея.

Крохотные пирожные на серебряной горке.

И полнейшее безразличие к происходящему вовне.

— …безусловно, это имеет смысл, однако необходимо рассмотреть рекомендации. Мы должны быть уверены, что, предоставляя этой женщине помощь, мы поддерживаем ее, а не подталкиваем к губительному безделью…

Леди передавали друг другу розовые бумажки с виньетками. Кивали головами — и щедро напудренные парики соприкасались беззвучно — изредка вздыхали.

— Как это печально…

— …весьма печально… я бы сказала, что недопустимо… мы должны сочинить петицию против…

А я стояла, ощущая себя совершенно лишней на этом празднике мирового добра.

— …или вот здесь. У нее трое детей. И муж погиб…

Я тихонько постучала о каминную полку.

— …но следует заметить, что сыну уже двенадцать. Этого достаточно, чтобы пойти работать. А двое вполне в состоянии прокормить…

Нас не замечают? Что ж, придется заявить о своем присутствии.

— Добрый день, дамы, — сказала я, и реверанс сделала.

Ингрид утверждает, что сейчас мои реверансы действительно похожи на реверансы, а не на внезапный приступ подагры.

Обрыв разговора. Ледяные взгляды. И приподнятая бровь в молчаливом вопросе: какого такого лешего Нашей Светлости в сих краях понадобилось, и не найдется ли у нее по счастливой случайности дел иных, неотложных, где-нибудь в другом крыле Замка.

— Я… то есть мы, — не следует забывать об Ингрид и Тиссе, — пришли, чтобы принять участие в работе Благотворительного Комитета.

…выделите нам по стульчику, чашке и розовых бумажек с виньетками тоже дайте. Полагаю, в них вся суть, а не в профитролях. Впрочем, от последних Наша Светлость тоже отказываться не станут.

Молчание длилось и длилось…

— Мы рассмотрели вашу просьбу, — леди Флоттэн обладала глубоким контральто.

Просьба? Я ни о чем их не просила.

— И сочли невозможным удовлетворить ее…