Книга Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци

Глава 2

Селия схватила серебряный подсвечник — первое, что оказалось под рукой, — и запустила им в дверь детской, которую Оливер только что мягко затворил за собой.

— Вот скотина, — сказала она Джайлзу который безмятежно сидел в кроватке и ждал, когда его вынут оттуда и оденут, — нудная старомодная скотина!

Джайлз улыбнулся ей. Секунду она пристально смотрела на сына, затем улыбнулась в ответ. У малыша была немного странная, сияющая улыбка, преображавшая его серьезное маленькое личико. Джайлзу уже исполнился год, и хотя красивым он пока не стал, все же сделался миловидным, с большими темными глазками и каштановыми волосиками. Вел он себя прекрасно. По истечении первых капризных месяцев он вдруг стал идеальным ребенком: спал по ночам и между кормлениями, а проснувшись, молча лежал, разглядывая игрушки, которые Дженни, его няня, подвешивала над кроваткой. Здесь же висела и гирлянда крошечных картонных птичек, которую Селия сделала сама и натянула поперек кроватки, прочитав в одной книжке, что детей надо развивать с самых первых дней жизни.

Селии казалось, что малыш все же развивается немного медленно — слишком он был безмятежен и счастлив существующим порядком вещей. Однако в свои тринадцать месяцев Джайлз делал все, что полагалось по возрасту: стоял и ползал, говорил «мама», «па-па» и «на-на» — так он называл Дженни. Та с лихвой оправдала надежды: появившись в доме девятнадцатилетней девушкой и практически не имея опыта, она быстро стала образцовой няней. Обожая Джайлза, Дженни не баловала его попусту, выдерживала бессонные ночи и шумные дни с веселой самоотверженностью, умудряясь при этом с неиссякаемой энергией справляться с горами белья для стирки и глажки, что также входило в ее обязанности.

После смерти Эдгара Литтона, когда Оливер стал вполне состоятельным человеком, леди Бекенхем завела разговор о поисках достойной — в ее понимании — няни. Но Селия не согласилась, сказав, что лучше завести достойную кухарку и приличную горничную. Дженни была очень покладиста и приятна в общении. Во время первых трудных месяцев материнства Селия стала относиться к ней как к одной из ближайших подруг. Однако леди Бекенхем заявила, что Селия не должна совершать обычную по нынешним временам ошибку, обращаясь со слугами по-дружески. Уязвленная Селия возразила, что с момента рождения Джайлза Дженни сделала для нее больше, чем все остальные, и неизвестно, что бы с ней стало, не будь рядом Дженни.

— Что ж, ты играешь с огнем, — едко заметила леди Бекенхем. — Мне это знакомо. Я тоже была очень терпима к первым горничным Бекенхема и, можно сказать, сама себя наказала. Я даже собиралась выделить одной из них комнату в доме для ее младенца, отцом которого, как говорили сплетники, был мой муж. Разумеется, это была ложь, — добавила она. — Слугам следует указывать их место, Селия, и это место — на расстоянии и в буквальном, и в переносном смысле.

Селия больше ничего не сказала, но продолжала относиться к Дженни как к подруге. И когда в день своего двадцатилетия Дженни попросила звать ее Нэнни[2], Селию это задело.

— Но тебя же зовут Дженни. Я тебя так и называю, почему же ты вдруг захотела зваться Нэнни? — спросила Селия.

— Это из-за других девушек, леди Селия, из-за других нянь, которые гуляют в Кенсингтон-гарденс и носят униформу. Им кажется очень странным, что вы зовете меня по имени. Мне хотелось бы, чтобы меня звали Нэнни, я этим гордилась бы. Как будто у меня солидная работа и я не просто обычная няня, — пояснила Дженни.

— Что ж… ладно, — согласилась Селия. — Постараюсь запомнить.

Но это у Селии долго не получалось, и только когда Джайлз стал звать няню этим новым именем, Селия — после повторной просьбы Дженни — перешла на Нэнни, продолжая, однако, чувствовать обиду и считая, что Дженни недооценивает ее дружбу.

В то утро Селия швырнула подсвечником, получив повторный отказ Оливера разрешить ей принимать хотя бы скромное участие в делах издательства Литтонов. Селия скучала — домашняя жизнь и материнство совершенно не устраивали ее интеллектуально. Она была чрезвычайно способной молодой леди и знала об этом. Более того, Селия становилась все более начитанной. В течение долгих дней беременности она прочла груды книг Диккенса, Троллопа, Остин, Эллиотта, с жадностью глотала ежедневные выпуски «Таймс» и «Дейли телеграф» и убедила Оливера подписаться на «Спектейтор» и «Иллюстрированные лондонские новости», чтобы лучше разбираться в текущих событиях. Она покупала даже «Дейли миррор»: в числе прочего, что роднило их с Оливером, была некоторая склонность к социальному идеализму. Эту склонность Селия особенно любила в муже и считала ее на редкость притягательной.

Селия прочла Сиднея и Беатрису Вебб[3], Шоу и Уэллса и обнаружила, что их взгляды на социальную несправедливость кажутся ей вполне разумными. Они с Оливером решили, что на следующих выборах будут голосовать за лейбористов, и проводили долгие вечера в маленькой гостиной на первом этаже дома на Чейни-уок, беседуя о распространении идей социализма, ведущей роли государства в деле улучшения жизни простого народа и о том, как справиться с нищетой, которая подпитывала благополучие высшего и среднего классов общества. Восприятие всего этого — по крайней мере Селией — носило в основном эмоциональный характер и представало как часть стихийного отрыва от своих корней, как открытие нового мира, который манил ее сердце идеалистки.

Но Селии также хотелось делать нечто большее, чем просто заниматься хозяйством и ребенком, ее непосредственное окружение казалось ей слишком скучным. Сплетни, кроме разве что самых утонченных, наводили на нее тоску, карты она ненавидела, даже хождение по магазинам ей надоело. И хотя ей нравилось развлекаться и устраивать званые обеды, все это едва заполняло ее дни и уж конечно не давало пищи для мозгов. Точно так же она воспринимала игры с Джайлзом.

В то же время образ жизни Оливера казался Селии очень заманчивым. Она читала все литературные обозрения в газетах и журналах, а когда Литтоны устраивали прием в честь какого-нибудь автора или начинали издание новой книжной серии, она бывала на седьмом небе от счастья. Селия любила беседовать с писателями, в них ей нравилась забавная смесь самоуверенности и робости. Она никогда не уставала слушать их рассказы о том, как они пишут книги, откуда черпают идеи и что ими движет. Столь же интересными казались ей художники-иллюстраторы. Селия обладала острым видением, особенно привлекала ее смена направлений в дизайне. Часто вместо того, чтобы отправиться на очередной чайный прием, Селия бродила по залам Музея Виктории и Альберта или Галереи Тейт. Она прочла книги о творчестве знаменитых модернистов — Обри Бердслея и Болдини; кое-кого из современных художников, таких как Джон Огастес и Дюшан, она знала лично. И, кроме того, она любила сам издательский дом «Литтонс» — большое, внушительное здание на Патерностер-роу, с его огромным холлом, ведущим в несколько неопрятных, пыльных помещений с побитыми письменными столами, за которыми трудились Оливер, Маргарет и другие старшие сотрудники. Это место являлось и библиотекой и офисом одновременно, начиная с гигантского подвала, где хранились книги и где крошечный деревянный поезд с визгом тащил груженные книгами тележки по металлическим рельсам в дальний конец, к железной винтовой лестнице, которая головокружительно поднималась на всю высоту здания.