Книга "А Фелисити-то здесь!" - Жорж Сименон

— Часто он ездил в Париж? — немного погодя спросил комиссар.

— Можно сказать, совсем не ездил… Раз в четыре месяца за пенсией, и то уезжал утром и возвращался в тот же день вечером.

— А Фелиси?

— Вы не знаете, ездила Фелиси в Париж? — спросил хозяин у присутствующих.

Никто этого не знал. Зато часто видели, как она танцевала по воскресеньям в прибрежном ресторанчике в Пуасси.

— Знаете, как он ее называл? Когда речь заходила о ней, старик всегда говорил: «Мой какаду». Она уж так забавно одевается, дальше некуда… Видите ли, господин комиссар, наш друг Форрентен еще может обидеться, но я говорю то, что думаю, — все жители Жанневиля в какой-то мере психи. Здесь христианский дух не в особой чести… Здесь живут работяги, которые вкалывали всю жизнь, мечтая на старости лет поселиться в деревенской тиши… Ну, вот! Настает этот день… Они соблазняются многообещающими проспектами Форрентена… Не возражай, Форрентен, всем известно, ты мастер золотить пилюлю… И вот они уже в раю земном. Но тутто оказывается: они подыхают от скуки… за сто франков в час… Но слишком поздно… Их скромные денежки вложены, и теперь они как могут должны развлекаться или хотя бы попытаться поверить, что развлекаются… Иные затевают процессы из-за какой-нибудь ветки, которая свешивается с соседнего участка к ним в сад, или из-за соседской собаки, которая пописала на их бегонии… Другие…

Мегрэ не спит, он даже поднимает руку, чтобы поднести рюмку к губам. Но он размяк от жары, постепенно погружается в созданный его воображением мир, и снова видит незастроенные улицы Жанневиля, юные деревца, дома, словно составленные из детских кубиков, слишком ухоженные садики, фаянсовых животных и стеклянные шары…

— К нему никто никогда не заходил?

Просто невероятно. Здесь слишком спокойно, слишком уютно, слишком слаженно. Если жизнь такова, как ее описывают, то невозможно поверить, что однажды утром, всего-навсего в понедельник, когда Фелиси отправилась за покупками в лавку Мелани Шошуа, ее хозяин вдруг перестал сажать свои помидоры, пошел в столовую, достал из буфета графин и рюмку, отправился в беседку, чтобы там в одиночестве выпить наливки, припасенной для торжественных случаев, потом…

Когда он поднялся в свою комнату, где пол так старательно натерт, на голове у него была соломенная шляпа. Что он собирался делать в комнате?

Никто не слышал выстрела, однако же стреляли из револьвера, стреляли в упор, меньше чем в двух метрах от груди убитого. Так утверждают эксперты.

Если бы еще нашли револьвер, можно бы подумать, что Деревянная Нога, который стал неврастеником…

Помощник мэра не раздумывает о подобном и, подсчитывая свои взятки в картах, бормочет, словно отвечая на все вопросы:

— Что вы хотите? Он был оригинал…

Понятно! Но он же погиб! Кто-то убил его! А Фелиси сразу же после похорон выскальзывает из рук полиции, отправляется в Париж и там как ни в чем не бывало, глазеет на витрины, наедается пирожными с кремом, пьет портвейн, а потом разъезжает на метро.

— Интересно, кто теперь будет жить в доме?..

Игроки в карты переговариваются, перескакивая с одного на другое, и до Мегрэ, который не прислушивается, доносится только какое-то бормотание. Он не говорит им, что в доме будет жить Фелиси. Он словно плавает в пространстве… Перед его глазами вырисовываются какие-то картины и тут же стираются. У него едва сохранилось ощущение времени и места…

Фелиси, наверное, уже улеглась и читает в постели. Она не боится оставаться одна в доме, где убили ее хозяина. Эрнест Лапи, брат, который так обижен из-за завещания… Деньги ему не нужны, но он никак не может понять, почему его брат…

— …Построен лучше всех домов в поселке…

Кто это сказал? Наверное, Форрентен?

Мегрэ снова видит натертую до блеска лестницу. О Фелиси могут сказать все, что угодно, но чистота у нее в доме идеальная. Как любила говорить мать Мегрэ, так чисто, что можно есть на полу.

Дверь направо… Комната старика… Дверь налево… Комната Фелиси… Отсюда дверь ведет еще в одну, довольно большую комнату, где свалена ненужная мебель…

Мегрэ хмурится. Это не предчувствие, не какая-то догадка. Он просто смутно ощущает: тут что-то не так…

— Когда там жил молодой человек… — произносит Лепап.

Мегрэ вздрогнул.

— Вы имеете в виду племянника?

— Да… Он жил у дяди с полгода, а то и больше… Примерно год назад… Он, видно, не из очень здоровых… Кажется, врачи рекомендовали ему деревенский воздух, но он часто торчал в Париже.

— Какую комнату он занимал?

— Как раз… Вот это и есть самое забавное…

Лепап ему подмигивает. Форрентен недоволен, видно, управляющий не любит, чтобы рассказывали разные истории о поселке, где он чувствует себя полноправным властелином.

— Это ничего не значит, — протестует он.

— В конце концов, да или нет, но старик и Фелиси… Послушайте, господин комиссар… Вы представляете себе дом… Справа от лестницы только одна комната, спальня Деревянной Ноги… По другую сторону две, но смежные… Так вот, когда приехал молодой человек, дядя уступил ему свою комнату, а сам поселился с другой стороны, иначе говоря, с Фелиси. Он занимал первую, а служанка спала во второй, так что вынуждена была проходить через спальню хозяина.

Форрентен возражает:

— Ну и что с того? Разве лучше было поселить юношу восемнадцати лет рядом с молодой девушкой?

— Я ничего не говорю… Я ничего не говорю… — повторяет Лепап с лукавым видом. — Я ни на что не намекаю… Я только констатирую факт: старик жил рядом с Фелиси, тогда как племянник был отселен по другую сторону площадки… Но происходило ли там что-нибудь…

Мегрэ об этом не думает. Правда, он совсем не питает иллюзий насчет людей пожилого возраста и даже стариков. Впрочем, Жюлю Лапи стукнуло только шестьдесят, и он был еще в соку.

Просто это не соответствует представлению о нем, которое сложилось у комиссара. Ему кажется, что он начинает понимать этого одинокого брюзгу, чью соломенную шляпу он недавно примерял.

И беспокоят его совсем не отношения Деревянной Ноги и Фелиси. Тогда что же? Его тревожит история с комнатами.

И он повторяет, как школьник, который хочет вызубрить урок:

— Племянник слева… Он там один… Дядя справа, потом Фелиси.

Итак, старик устроился в комнате между двумя молодыми людьми. Хотел ли он помешать им встречаться без его ведома? А может быть, не позволить Фелиси шляться по вечерам? Нет, видимо, не в этом дело. Ведь когда племянник уехал, он снова поселил ее одну в комнате по другую сторону площадки.

— Получите…

Мегрэ встает. Нужно идти спать. Ему не терпится дождаться утра, снова отправиться в игрушечный поселок, снова увидеть розовые, освещенные солнцем домики, три комнаты, о которых шла речь. Прежде всего он позвонит в Париж и поручит Жанвье заняться тем молодым человеком, племянником.