Книга С каждым днем сильнее - Ариадна Талия Соди-Миранда

не начинал просить помощи у Бога. Медицина описывает подобные случаи как «сонный паралич», хотя в народе об этом говорят «меня оседлал мертвец»[11]. Медицина говорит об этом явлении как о неспособности человека свободно двигаться в самом начале засыпания или пробуждения, когда тело человека фактически еще спит, а мозг уже бодрствует. Некоторые американские ученые отметили, что это может быть следствием сильной подверженности отдельных людей электромагнитным явлениям Земли, которые оказывают влияние на их сон. Так что вполне возможно, моя теория о том, что дом был построен в энергетически сильной точке, была не настолько абсурдна.

Как и любая девчонка, я приглашала подружек к себе домой, чтобы поиграть, предлагала им остаться на ночь, но меня всегда тревожило то, что они тоже могли бы увидеть или почувствовать эти сверхъестественные вещи. Зачастую они и на самом деле все видели или чувствовали, не говоря уж обо мне. Тогда жутко напуганные девчонки звонили своим родителям, и те в два часа ночи приходили за детьми, чтобы отвести их домой… Бедные мои подружки. Хотя я не знаю, к кому я испытывала бóльшую жалость — к ним или к маме, которой приходилось вылезать из постели в пижаме, чтобы передать до смерти испуганных, взволнованных, заплаканных девочек их родителям.

В детстве у меня было мало подруг. Я считаю, что это было связано с тем, что я жила именно в этом доме. Мне было жалко приглашать их домой, потому что им было страшно. Когда родители приходили за ними среди ночи, я всегда оставалась одна. Мне было стыдно, грустно, и я плакала, особенно потому, что не понимала, что происходило. Пожалуй, будь подружки посильнее меня или имей они такого отца, как мой, — с его «мини-головами» в кабинете и его исследованиями, — возможно, моя жизнь сложилась бы совсем иначе.

Из-за того, что у меня было мало подруг, я была сильно привязана к своей семье и жизни нашего квартала. Так я и росла. Конечно, это был очень необычный квартал, по крайней мере, необычный для меня. Мы называли его «веселенький райончик».

Каждый день я выходила на прогулку с мамой и бабушкой, если она приходила навестить нас. На углу улицы Сабино мы сворачивали, здоровались с «газетчиком», сеньором, продающим газеты и журналы, который знал нас тысячу лет. Мы покупали жвачку, сладости, леденцы, журналы и комиксы, словом, все, что нам хотелось. Иногда мы шли дальше до рынка «Далия». По дороге к рынку находилась еще целая куча ларьков. Среди них был один, мой самый любимый, где продавали пирожки из кукурузной муки почти полуметровой длины. Я заказывала пирожки с начинкой из оахакского сыра с соусом «сальса верде» и… смаковала в свое удовольствие, пока они не кончались. Потом мы делали систематическую пробежку по рынку, где мама отоваривалась на неделю, покупая все необходимое: мясо, фрукты, зелень, сливки, яйца и другие продукты, которые там продавались. Моей любимой частью рынка был отдел, где продавали черепах, цыплят и рыбок… Каждую неделю я неизменно уходила с рынка с кем-нибудь из них. В моей спальне пахло как в зоомагазине! Воздух был пропитан запахом корма для черепах, кроликов и хомячков, не говоря уж о том, что всю купленную живность я селила именно у себя. Я любила животных, они были моими единственными товарищами на протяжении всего дня. А когда мама входила в мою комнату, она жутко сердилась: «Ну и за-а-апах! — возмущалась она. — Ты не можешь здесь находиться!» Не обращая внимания на холод и не глядя на меня, она быстро распахивала окно, чтобы выветрился запах курицы, утки, черепахи, хомяка или рыбы. Увидев, что в комнате стало холодно, она говорила мне: «Если хочешь держать животных, тогда проветривай комнату! Ты не можешь находиться в комнате с таким запахом». Все заканчивалось тем, что я соглашалась с мамой, потому что в этом случае животные продолжали находиться со мной.

В трех кварталах от моего дома находился парк Святой Марии, в самом центре которой стоял очень красивый мавританский павильон. Он был спроектирован и построен примерно в 1886 году. На международной выставке в Нью-Орлеане он служил павильоном Мексики. Я играла на его лестницах с коваными железными решетками, бегала внутри, разглядывая большие и высокие колонны и стены, казалось, сошедшие со страниц одной из арабских поэм Рубена Дарио[12]. Обняв нас и крепко прижав к себе, папа читал поэму наизусть, заменяя имя Маргарита на имя кого-нибудь из нас: «Малахитовый дворец, мантия парчовая и милая принцесса такая же красивая, жавороночек мой, такая же красивая, как ты». Жаворонком папа прозвал меня после поездки на Юкатан[13]. Позже он рассказывал, что эта птичка очень красиво пела. Кто мог тогда сказать, что это прозвище окажется вещим?

Обычно мы ходили в парк в самом конце недели. Я каталась на велосипеде вокруг мавританского павильона, все кругом было по-воскресному праздничным. Продавцы воздушных шаров непрестанно свистели в свои маленькие пластиковые свистульки, не выпуская их изо рта, чтобы привлечь к себе внимание детей. Небольшие тележки торговцев сахарной ватой с деревянным бочонком полным маленьких отверстий, откуда торчат палочки с намотанной на них розовой и синей сахарной ватой, звенящие колокольчики на тележках с разными видами эскимо, которые я обожаю. Едва продавцы подходили к нам, я просила маму купить мороженое, и если мне удавалось убедить ее, то могла съесть два-три мороженых за день.

Семья из женщин

Если оставить в стороне призраки моего дома, то мое детство в целом было славным и веселым. Оно имело множество оттенков и было наполнено разнообразными красками, запахами, вкусами и музыкой. Моя семья была необычайно творческой. Иметь четырех старших сестер было все равно, что иметь четырех учительниц для меня одной. В нашей семье было много женщин, один отец, две или три собачки породы чихуахуа и множество призраков.

У трех из моих сестер было пять-семь имен. Вот например, Ана Сесилия Луиса Габриэла Фернанда, которую мы звали просто Габи, или Эрнестина Леопольдина Амада Ахеда Кристина Клементина Патрисия, проще говоря Тити. Рядом с такими именитыми сестрами, у каждой из которых был свой собственный, отличный от других, характер, я чувствовала себя избалованной малышкой.

Когда наша семья была в