Книга Огонь и ярость - Лиззи Принс

вырвалось, я чуть не зажал рот рукой. Я не хотел называть ее так. Теперь я не могу выбросить это из головы. Вот кто она для меня. Она не хрупкая. Она олицетворяет свободу. Она могла бы освободить всех нас от тирании Зевса и жрецов, и я не думаю, что она осознает, насколько она необычна.

— Все, что мне нужно было сделать, это побродить по вашему району, и люди потчевали меня историями о Темной руке. — Я провожу рукой по воздуху, произнося Темная рука, потому что люди произносили это имя с благоговением и шепотом. Первая женщина, которая упомянула это имя, практически начала молиться, пока мы разговаривали. Я не могу удержаться от смеха над благоговением людей. — Правда, Темная рука?

Рен бьет своим коленом о мое. Я рычу от укола боли и изо всех сил пытаюсь сдержать улыбку. Мне нравится, что она не отступает и не сдается, даже когда это могло бы облегчить мне жизнь. Руки Рен снова скрещены на груди, а рот сжат в тонкую линию.

— Во — первых, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Во — вторых, даже если бы я признала, что это была я, люди дали это имя невероятно храброму, бесстрашному и самоотверженному существу, которое защищает улицы Старого города.

Мы смотрим друг на друга, но я не могу избавиться от улыбки на своем лице. Щеки Рен раскраснелись, губы пухлые. Просто глядя на нее, никогда не ожидаешь, что она такая свирепая воительница. Та, кто слишком сильно рискует. Та, чья жизнь в еще большей опасности из — за моих действий. Улыбка медленно сползает с моего лица.

— Я знаю, что ты хочешь помогать людям. «Подполье» хочет того же, но у них есть власть сделать больше, чем убрать нескольких насильников и убийц.

Рен отшатывается, и я качаю головой. Черт.

— Я не пытался быть пренебрежительным. — Я замолкаю, увидев выражение ее глаз. Хотел я оскорбить ее или нет, но она восприняла мои слова как то, что она делает недостаточно.

— Я хочу помогать людям, но я не собираюсь поддерживать организацию, о которой я почти ничего не знаю. — Рен отодвигается от стола, краска все еще заливает ее щеки. Она напряженно встает, соскальзывает со стула и оглядывает комнату, как будто ищет путь к отступлению.

Здесь только одна дверь.

Раздраженно вздохнув, Рен пересекает комнату и останавливается у старого дивана. Она пощипывает переносицу, запрокидывая голову назад, как будто прорабатывает изгиб шеи.

— Вам с Кэт, конечно, хорошо говорить мне, что пресса все преувеличивает, но тогда где же правда? Приносит ли «Подполье» в жертву людей ради общего блага? Они из тех групп, которые взрывают толпу, потому что это позволит отвлечь внимание и доставить их новую величайшую надежду в их логово? — Рен опускает руку, ее голова все еще откинута назад. — А что, если я помогу? Что, если Боги снова уснут? Что тогда? Собирается ли Кэт занять руководящую должность по доброте душевной? Потому что она такая ответственная?

Я встаю, и Рен поднимает голову, наблюдая, как я преодолеваю расстояние между нами тремя длинными шагами. Я поддаюсь желанию прикоснуться к ней, обхватываю ее локти. Я скольжу руками вверх по ее рукам, пока мои пальцы не сжимают ее плечи. Немного наклонившись, чтобы я мог смотреть ей в глаза во время разговора, я говорю ей: — Кэт не какой — нибудь потенциальный диктатор, который ищет способ захватить власть. Вся причина, по которой возникло «Подполье», заключается в том, что она пыталась помогать людям. Кэт видела эту потребность во многих людях, что не смогла сидеть сложа руки и продолжать наблюдать, как жрецы и Боги, такие как Зевс и Гера, разрушают семьи без каких — либо последствий. Она хочет провести выборы, чтобы голоса людей были услышаны.

— Сколько я себя помню, Кэт изучала, как управлялись цивилизации. Все, начиная с древней истории и заканчивая тем, как проснулись Боги. Она верит в справедливость и равенство. Иногда борьба за то, чтобы попасть туда, носит бурный характер, потому что люди не хотят отказываться от власти, которую они имеют над другими.

Темные глаза Рен встречаются с моими. Интересно, что она видит, когда смотрит на меня вот так. Я хочу сбросить броню, показать ей, что я на самом деле чувствую. Она понятия не имеет, сколько надежды она мне дает. Сколько надежды она могла бы дать всему чертову миру.

— Ты — чудо, Рен. Жрецы могут говорить, что они нашли Фурий, но в наши дни все это ложь, чтобы держать людей в страхе. Тот факт, что наши пути пересеклись, почти непостижим. — Мурашки покрывают ее кожу под моими пальцами. Я скольжу руками вверх по ее шее и обхватываю щеки, удерживая ее в заложниках и надеясь, что мои слова проникнут в ее толстый череп.

— У тебя есть сила изменить мир. Разве ты этого не понимаешь?

Рен громко сглатывает, ее тело обмякает в моих объятиях. Я делаю шаг вперед, и Рен беспрекословно следует за мной, пока ее спина не прижимается к стене. Ее подбородок запрокинут, губы приоткрыты, когда я провожу большим пальцем по ее щеке. Ее темные ресницы опускаются, и я прижимаюсь к ней всем телом, впитывая тепло ее кожи. Возможно, я облажался не один раз, но я собираюсь это исправить.

ГЛАВА 4

РЕН

Я действительно несправедлива к тому, насколько красив Атлас. У него золотистая кожа и мужественные черты лица, которые так прекрасно сочетаются друг с другом, что неудивительно, что его отец — Зевс. Его коротко подстриженные волосы начинают отрастать на макушке, но его стилист, должно быть, подстриг их по бокам, потому что он выглядит чертовски хорошо. Сейчас его глаза скорее зеленые, чем серые, с золотистыми искорками в радужной оболочке.

Раньше я не складывала два и два вместе, но теперь, когда я знаю, что Зевс — его отец, маленькие искорки в его глазах приобретают смысл. Как будто вселенная хочет продолжать напоминать мне, что я дура. Даже зная это, я не могу оттолкнуть его. От запаха кожи и мускуса у меня кружится голова, тепло его руки на моей щеке гипнотизирует, и все, чего я хочу, это чтобы он сократил расстояние между нашими губами и заставил меня забыть, какой глупой я была.

Раздается короткий стук в дверь, прежде чем она распахивается. Атлас чертыхается, недовольный ропот вибрирует в его груди, прежде чем он убирает руки