Книга Полное каре - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы хотите познакомиться или будете за мной тоже следить?
– У вас хорошо развито боковое зрение, – сказал свосхищением Дронго, – я думал, что вы даже не смотрите в мою сторону.
– Такая профессия. Нужно видеть все, что происходит посторонам. Шея у меня короткая, приходится работать глазами, – усмехнулсяЧеботарь, по-прежнему не поворачивая головы.
Дронго встал рядом с ним.
– Говорят, что у Пеле было такое зрение, – вспомнил он,улыбнувшись, – и это позволяло великому футболисту видеть все поле.
– Не слышал, – улыбнулся в свою очередь Чеботарь, – носравнение лестное. Вы, очевидно, тот самый знаменитый эксперт, о котором ямного слышал. Уже успели обойти зал. Интересно, какие у вас впечатления? Можетеподелиться?
– Судя по всему, Омар Халид человек эмоциональный ивспыльчивый. Херцберг, наоборот, спокойный и выдержанный. Такие два разныхполюса. Айдар Досынбеков, наш главный соперник, – мужчина, безусловно, умный,внимательный, хорошо просчитывающий ситуацию. Его собеседник – Ниязи Кафаров, –весьма амбициозный, сильный, умелый игрок. Хотя, если блефовать уверенно идолго, он может не выдержать, скажется нервное напряжение, которое он постоянноиспытывает на его нынешней службе.
– Очень интересно, – наконец повернул голову Чеботарь. – Аостальные?
– Романишин стоит несколько в стороне. Я не знаю, кто егоспутницы, но в таком молодом возрасте должны быть и другие интересы, кромекарточной игры. Если он так в ней увяз, то это довольно опасно и для егопсихики, и для его окружения.
– Что вы скажете о нашем нанимателе?
– Мне не нравится слово «наниматель». Но он, очевидно,получил слишком сильный удар два года назад, если так неистово хочет отомстить.
– Он потерял тогда полтора миллиона евро. Выиграл четыре идолжен был забрать весь выигрыш. Поставил пять с половиной, имея три дамы, ибыл уверен, что побьет Айдара. А у того оказались три короля. Можете себепредставить, какой это был удар, ведь еще один король был на руках у самогоБибилаури. Он был уверен, что здесь что-то нечисто, и оказался прав. В прошломгоду Айдар Досынбеков снова выиграл, и я понял, что ему помогает Ионас.
– Но сейчас Ионаса нет?
– Уверен, что нет. Но есть кто-то другой.
– Шульман или Маланчук?
– Пока не знаю. Думаю, что Шульман, но не уверен. Нужнопроверить. У нас есть еще полтора часа до игры.
– Вы раньше их не видели?
– Если бы видел, то кое-что знал бы о них. У меняфотографическая память, иначе я бы не мог запоминать две колоды карт.
– Действительно. Я забыл о вашей специализации, – ироничносогласился Дронго, – тогда будем следить за обоими. А помощники игроков могутоказать им какую-нибудь помощь?
– Нет. Это практически невозможно. Иначе каждый игрок сажалбы рядом с собой такого специалиста, как я. Когда можешь просчитать все карты,играть просто неинтересно. Почти точно знаешь, у кого и какие карты могут быть.Поэтому никого из посторонних в зал не пускают. Чтобы вас пустили в игровойзал, нужно быть членом клуба казино Монте-Карло. Легче стать космонавтом. Атаким, как я, – лучше вообще не светиться. Обратите внимание, что Маланчукпришел один. Это дурной знак. Либо он так уверен в своем превосходстве, либо онпросто наивный дурачок, решивший попытать счастья в игре с такими «зубрами». Ябуду внимательно следить за обоими.
– Договорились. Я буду делать то же самое. – Дронгонеторопливо отошел от своего собеседника.
И увидел шагнувшую к нему молодую женщину, которая совсемнедавно разговаривала с Константином Романишиным. Незнакомка была в светломдлинном платье. Плечи были обнажены. Светлые волосы красиво уложены. Кукольноелицо словно нарисовано. Ей было где-то тридцать.
– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она, – сначаламне показалось, что я ошиблась. Но потом поняла, что спутать вас с кем-тодругим просто невозможно. У вас очень запоминающаяся внешность. Вы ведь тотсамый знаменитый эксперт, о котором так много говорят.
– Если говорят, то это плохо, – ответил Дронго, – с такойпрофессией, как у меня, нужно, чтобы тебя узнавало как можно меньше людей.
– И кличка у вас такая смешная.
– Меня обычно называют Дронго.
– Я помню, господин Дронго. А я – Алина Смолич. Может, выпомните моего дядю – Виктора Гриценко, которому вы так помогли лет десятьназад. Я была тогда еще студенткой-первокурсницей.
– А теперь вы уже взрослая женщина, – улыбнулся Дронго. Онпомнил ее дядю. Саму молодую женщину он вспомнить никак не мог, прошло слишкоммного времени, и она из худощавого нескладного семнадцатилетнего подросткапревратилась в красивую молодую женщину.
– Значит, вспомнили, – обрадовалась Алина, – а я сразу васузнала. Вы здесь в качестве игрока? Тоже примете участие в «Большой игре»?
– Нет. Я не настолько богат, чтобы играть в такие игры. Нетлишних пяти миллионов евро.
Она улыбнулась, показывая мелкие ровные зубы.
– Очень странно. Мужчины обычно не признаются, что у них малоденег, – сказала Алина.
– Я не сказал, что у меня их мало. Я сказал, что «нетлишних». Это разные вещи. Но по сравнению с господами, которые будут играть, я,наверно, действительно выгляжу не слишком перспективно.
– Я с удовольствием бы вам одолжила, – ответила она.
– У вас есть лишние пять миллионов евро? – уточнил Дронго.
– Тоже не лишние, но есть, – улыбнулась Алина, – мы с мужемдавние члены клуба казино Монте-Карло.
– Вы члены клуба? – не поверил Дронго.
– Разумеется. Мой супруг даже какой-то дальний родственниккнязей Гримальди. Я не представилась. Ведь теперь я уже не Алина Смолич, аАлина Меранже, супруга графа Огюста Меранже. Может, вы с ним знакомы? Он сейчаскак раз беседует с господином Херцбергом.
Огюсту Меранже было лет сорок пять. Почти лысый, саристократически вытянутым лицом, он подошел к чете Херцберг и о чем-то говорилс ними. Смокинг сидел на нем безупречно.
– Я рискую показаться полным идиотом, но, честное слово, незнаю, кто такой ваш супруг, – признался Дронго.
– Он совладелец компании, производящей «Миражи», – пояснилаАлина. – «Форбс» считает, что он входит в сотню самых богатых и известных людейФранции. Он обычно принимает участие в «Большой игре», но сегодня вечеромдолжен вернуться в Париж. Завтра он улетает с президентом Франции вВеликобританию, поэтому его с нами не будет.
– Очень жаль. А вы остаетесь?