Книга Блеск и нищета шпионажа - Михаил Петрович Любимов

поверит, нужен какой-нибудь западный еврей или немец, лучше фашист. У вас есть идеи?

— Разрешите мне взять на себя всю организацию этого дела. Я найду людей и проиграю все варианты.

— Очень хорошо, — согласился Сталин.

Далее он счел уместным подчеркнуть ответственность и секретность задания, указал на гнусность Троцкого, организовавшего оппозицию в партии и льющего грязь на всех честных партийцев (себя он из скромности не упомянул), напомнил, что Троцкий спит и видит, как реставрировать капитализм, и вдруг пригласил Серова на ужин.

Пробыл он там недолго. Сотрапезники вождя народов к этому времени не отличались разговорчивостью, тост поднял сам Иосиф Виссарионович.

— Это товарищ Серов, он хорошо поработал в Испании, он — настоящий чекист! Дорогой товарищ, я хочу выпить за успешное проведение вашего мероприятия.

Сталин собственноручно налил Серову полный бокал водки и, приветливо улыбаясь, чокнулся. Медленно, но легко бывший камерадо Энгер выпил огромный бокал до дна, открыто и просто смотря в глаза любимому вождю.

— Вот это настоящий джигит! — сказал Сталин.

Аудиенция закончилась.

Задание было не из легких, он думал об этом, возвращаясь в «эмке» домой. Уже рассвело, кое-где на улицы вышли дворники в белых фартуках, орудовавшие длинными метлами, на работу спешил рабочий люд. Серов поднялся в недавно полученную двухкомнатную квартирку в Даевом переулке — шуточка ли, отдельное жилье! этим можно гордиться, — дверь отворила заспанная Рита в ночной рубашке, она уже не роптала, видела, что у всех чекистских жен мужья приходят на рассвете. Димка закричал в колыбели, Клим полюбовался им, он обожал сына, он даже не ожидал, что может так сильно кого-нибудь любить.

Операцию разрабатывали на Лубянке вдвоем с Красовским, под большим фбто Сталина на Мавзолее, державшего на руках девочку с букетом цветов.

В Мексике нужен был свой человек. Совсем недавно Мария с Рамоном отплыли туда на «Иль де Франс» из Франции, хотя домой не хотелось, жгла горечь поражения, и жизнь обывателя совершенно не устраивала. Мария — надежный товарищ и агент. Но Рамон? Собственно, его никто не вербовал, в Испании он не отличился. Делать ли ставку на него? Красовский сомневался, смокинга Рамона он не мог пережить, обжорства тоже (сам сидел на диете из-за язвы), разве такой франт сможет укокошить мерзавца? Держал ли он в руках пистолет? Убил ли он хоть воробья? Пустопорожние разговоры, нужно ехать в Мексику и самому пробовать все на вкус, там сейчас и Сикейрос, он может помочь, там полкомпартии воевало в Испании, такие ребята на вес золота.

О Троцком агентура, наезжавшая в его волчью нору, да и местная докладывала постоянно. После мыканий по Прин-цевым островам и Норвегии поселился в доме художника Диего Риверы, такого же сумасшедшего, как Давид Сикейрос. Ривера, прозванный пузаном, совсем недавно женился на дочке фотографа Фриде Кало, она училась у него, преследовала своей страстью, соперничала со всеми обольстительницами художника.

В деле хранилось фото писаной красавицы, в шесть лет она перенесла полиомиелит и охромела, а в 18 лет попала в железнодорожную катастрофу, повредила позвоночник, перенесла несколько операций и больше года проходила в гипсовом корсете.

Зато в сексе была неутомима и могла обольстить любого, а тут ежевечерние общения семьями, захватывающие беседы о коммунизме, искусстве и философии — ничего удивительного, что измотанный недавним припадком эпилепсии Троцкий в свои пятьдесят восемь мог увлечься пикантной мексиканкой. Господи, в безоглядном служении революции так мало оставалось времени для любви! Хотя, случился неплохой романчик в 20-м, когда в Россию для изготовления бюста героя Октября прибыла англичанка Клэр Шеридан, лепили много и плодотворно, много чувств было и у комиссарши Ларисы Рейснер, с которой летом восемнадцатого воевал под Свияжском, правда, страсти Ларисы мешала литературщина даже в сексе, но что поделаешь!

Агент докладывал, что 7 июля 1937 года, сославшись на желание поразмыслить в одиночестве над задуманной книгой, а заодно и поохотиться, и полюбоваться кактусами, Лев Давидович махнул на фазенду в Сан Мигель Регла, что в 130 километрах от Мехико, кстати, тоже арендованную щедрым Диего, — благородный человек, а этот гад Троцкий не просто враг народа, но и выродок, и дерьмо собачье. Дерьмо еще потому, что заманил в фазенду жену друга — кто кого заманил, до сих пор неясно — и там они так совокуплялись, что у Льва Давидовича взбунтовался аппендицит (чекисты дико хохотали, представляя скорчившегося Троцкого рядом с двадцатидевятилетней, голой и хромой Фридой). Его срочно доставили в госпиталь, и вся эта гнусная история выползла на свет Божий.

Диего внешне не показал виду, но дал понять, что пора и честь знать, и не превращать приличный дом в бордель, на Фриду герой революции впечатления не произвел (она надеялась, что в постели он такой же неукротимый, как и на броневике), она меняла мужчин как перчатки, считала любовь превыше всех буржуазных предрассудков, попыталась убедить в этом своего и без того нещадно блудившего мужа и вскоре умчалась в Париж, где разбила сердце у самого Пикассо.

Еле-еле Троцкий вымолил прощение у Натальи, семья быстренько переехала в Койоакан на укрепленную виллу — после расстрелов в СССР стареющий лев стал крайне подозрителен.

Подготовке операции мешала нервозность: расстреляли уже многих, но кое-кто остался. Вот и в этот день арестовали отозванного из США резидента.

— У нас просто так не арестовывают… — сказал осторожный Красовский и расстегнул ворот гимнастерки, который вдруг сдавил ему шею. — Давай выскочим на секунду, выпьем пивка.

Из здания Лубянки они вышли на Кузнецкий мост.

Стоял март 1939 года, но Москву еще терзали морозы, и все было покрыто снегом. В кожаных пальто и кепках (в партии шляпу носил лишь Молотов, да и то поскольку имел дело с буржуазией), чекисты нашли ларек, где несколько озябших людей сомнительного вида пили пиво прямо на улице, доливая его из чайника, любезно предоставленного продавцом в шубе с поднятым воротником. Пиво отвлекало от забот и настраивало на боевой лад.

Готовился несколько месяцев, а тут Гитлер напал на Польшу, пришлось переиначивать легенду, прокладывать другой маршрут. Добирался нелегально, по паспорту польского гражданина Анджея Василевского, сбежавшего из страны в сентябре 39-го, — таких хватало, они вызывали сочувствие.

Давиду звонить не стал — вдруг телефон под контролем? — хотя в Москве уверяли, что художник — словно жена Цезаря, вне подозрений, информация надежная, контрразведку начинили агентами. Решил визитировать без предупреждения. Давид Сикейрос, мировая фигура, жил в причудливом особняке, скроенном по собственным чертежам, в богатом районе Мехико Сити. На втором этаже размещалась мастерская, впрочем, другие покои от нее не отличались: везде холсты, мелки, краски, палитры, кисти