Книга Ложка - Дани Эрикур

и повторял: «Учись постоять за себя».

Мама улыбается мне, и у меня внутри снова все сжимается. Если бы я не боялась стереть улыбку с ее губ, то сказала бы, что наша Д. П. права: я на грани нервного срыва и не чувствую почти ничего, кроме террикона шлака в груди.

Но я молчу — наверное, во всем виноваты мои английские гены.

Валлийско-французский словарик, полезный в трагических обстоятельствах

Искусство внимания

На прием я записана на половину четвертого. Директор опаздывает, а я прибыла заранее. Секретарша с глазами более непроницаемыми, чем окно катафалка, велит ждать молча — наверное, на моем лице написано, что я могу в любую минуту впасть в истерику. На стене висит плакат с надписью черным шрифтом, размер которого уменьшается от буквы к букве: «ИСКУССТВО внимания!» Секретарша кладет на стол папку и запускает текстовый процессор. Мой взгляд не отрывается от таблички на двери: «Питер Хопкинс, директор».

Что я здесь делаю?

Дело было в четверг, в районе полуночи. Звонок серого телефона на красной табуретке почти не удивил меня — этот звук то и дело раздается в нашем доме. Я рисовала ложку, засыпанную сухими лепестками. Безжизненные букеты стояли по всей гостинице, и ни у кого не поднималась рука их выбросить.

После четвертого гудка я подошла и сняла трубку.

— Я в кухне. Приходи сюда, дорогая.

— Мама?

— Мама, любовь моя, а кого ты надеялась услышать? Так ты спустишься?

Я поспешила вниз. В тускло освещенной кухне мама разогревала молоко для какао и прихлебывала имбирный чай.

— Серен Мадлен Льюис-Джонс, нам нужно действовать!

Когда меня называют полным именем, это предвещает либо что-то прекрасное, либо что-то ужасное. Учитывая события последних дней, я приготовилась к худшему.

Окно Катафалка печатает какое-то письмо, поедая изюм. Я достаю блокнот и составляю валлийско-французский словарик. Окно Катафалка не поднимает головы. Я рисую движущиеся фигурки и подписываю на двух языках: «Прыгайте… шагайте… верьте…» Повелительное наклонение придает мне храбрости. «Ешьте… спите…» А временами даже дарует утешение. Зря я не взяла с собой ложку.

В приемную входят студенты. Три без умолку болтающие девушки и вызывающе красивый парень. Девушки в стоптанных резиновых сапогах и джинсовых комбинезонах. Их глаза вспыхивают, а густые косы начинают трястись, когда они обращаются к Окну Катафалка. Одна садится к стене и утыкается носом в альбом для рисования. Вырез ее кружевной блузки слегка порван. Парень с любопытством смотрит на стул. Меня потрясает энергичность этих молодых людей и подавляет их статус художников. Чувствую себя мошенницей.

Как свидетельствует салфетка, размалеванная моей детской рукой и преданно хранимая моей матерью, рисовать я начала в восемь месяцев и не бросила это занятие в возрасте, когда подростки переключаются на другие забавы, такие как регби, рыбалка и секс. Рисование на занудных уроках помогает скоротать время, создание портретов близких укрепляет мою привязанность к ним, оттачивание навыка штриховки на пляже дает повод не плюхаться в ледяную воду вместе с остальными валлийками грушевидного телосложения. При этом я никогда не коллекционировала свои рисунки. Я их заканчиваю и теряю. Несколько лет назад отец вручил мне три картонные папки разного размера, помеченные элегантной этикеткой «Собственность Серен Мадлен Льюис-Джонс». Вскоре я благополучно о них забыла, потому что никогда не относилась к живописи всерьез и не планировала становиться художницей. Размышляя на эту тему, я вдруг поймала себя на мысли, что лист для рисования подобен сумке кенгуру. Я раскрываю эту сумку, залезаю внутрь и прячусь от посторонних взглядов.

— Куда вы? Он вас сейчас примет! — окликает меня Окно Катафалка, когда я уже дохожу до конца коридора.

Делаю вид, будто не слышу, но тут меня догоняет сам директор:

— Простите, что заставил вас ждать, юная леди. Выпьете чая? Шейла, принесите нам, пожалуйста, две чашки чая и печенье.

Его шотландский акцент меня удивляет. Что делает шотландец в Уэльсе? Директор проводит меня в свой кабинет, затворяет дверь и кивает на стул.

— Присаживайтесь. Вы принесли свои работы?

Во время того ночного разговора в кухне мама предложила мне создать портфолио, в котором будут представлены мои лучшие рисунки.

— В противном случае у них не будет основания тебя принять. Они и так сделали нам одолжение, согласившись побеседовать с тобой сейчас, когда истекли все сроки подачи…

— Они — это кто?

— Уэльская академия искусств!

— Нет.

— Нет?

— Нет, спасибо, я не хочу ни показывать свои рисунки, ни беседовать с кем-то из Уэльской академии искусств.

Мама посмотрела на меня с таинственной улыбкой. «Она что, с ума сходит?» — испугалась я.

— К сентябрю у тебя появится желание заниматься.

— Живописью?

— А какие еще варианты у тебя есть?

Нет у меня никаких вариантов. Нет и не было.

— Серен, на протяжении одиннадцати дней я просыпаюсь и мечтаю о том, чтобы зарыться головой в подушки и вообще не вставать с постели. Я понимаю, что смогу научиться жить без твоего отца, но не знаю, как это сделать.

Представив себе мамину голову, со всех сторон зажатую подушками, я содрогнулась. Мама шумно высморкалась и продолжила:

— Отчаяние не будет длиться вечно, Серен. Жди, и оно тебя покинет, а пока соберись и сходи на это дурацкое собеседование. Мир нуждается в искусстве — и в твоем тоже!

— Когда сделаны эти?

Директор кивает на семь рисунков мини-цикла «Ложка во всех ракурсах». Он уже изучил содержимое трех папок, которые вчера чудесным образом отыскались под кроватью Ала.

— Э-э, несколько дней назад.

Собеседник кладет листы на стол и берется за чашку.

— В каких музеях вы побывали в этом году? Много ли интересных выставок посетили?

— Не очень.

— А читать любите? Какую книгу вы прочли последней?

Вроде бы я и вправду что-то читала… Где-то на улице урчат машины, застрявшие в пробке, завывает сирена скорой помощи. Я угощаюсь печеньем, вазочку с которым ко мне пододвигает мистер Хопкинс.

— Скажите, юная леди, творчество какого художника вдохновляет вас больше всего?

— Я очень люблю Моне.

— Прекрасно. Моне, не Мане?

— Обоих.

Директор улыбается и прочищает горло.

— Во всем этом, — он широким жестом обводит папки с моими работами, — не чувствуется вашей вовлеченности. Тогда как вот это, — указывает на рисунки ложки, — выглядит обещающе.

Гадаю, как мне теперь быть — встать и уйти или же продолжить беседу вопросом? Отец говорил, вопросы не бывают лишними, если мы задаем их при помощи правильных слов. Как назло, мне на ум не приходит ни одного, да к