Книга Внучка жрицы Матери Воды - Лариса Кольцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только он не протянул мне руки и не коснулся…
Я не забыла о нём до настоящего дня. Ведь до того случая никто не давал мне понять, — я выросла уже настолько, что способна привлечь то самое внимание, о котором и рассуждала бабушка. И даже смелость приставать ко мне на виду у всех, днём, а не в Саду Свиданий, как принято. А то, что он приставал, не возникло и сомнения. То, что плёл про бабушку, являлось лишь маскировкой его намерения приблизиться ко мне с целью знакомства, хотя и невозможного при подобных обстоятельствах.
Он сказал, — Я научу тебя плавать.
Плавать? То есть он посмел предложить то, что не могло быть позволительно никому, кроме избранника, с кем девушка уже собиралась пройти обряд в Храме Надмирного Света. У всех на глазах он стал бы меня хватать в воде? Как такое возможно? А на самом-то деле, у меня возникло странное состояние погружения сознания в какой-то необычный, обволакивающий и томительный туман, поскольку хотелось сказать: «Научи»! Хотелось научиться плавать, и не показался он мне психом ни в малейшей степени. И только его предельно коротко остриженная голова не допустила сравнить его с тем, о ком рассказывала бабушка в детстве, — о прекрасном светловолосом и светлоглазом духе, катавшем её на небесной колеснице. Да и колесницы у него не было, как и вместо таинственной одежды из мягкого металла на нём болтался обыденный, да к тому же и заметно мятый костюм. Но улыбался он настолько открыто, радостно, будто знал меня уже давно…
Страха не возникло, поскольку и в реке, и на пляже толклись люди, но невероятное волнение окатило меня, как тугая вода, и дышать стало трудно. Ни тогда, ни теперь я не могла бы определить его возраст. Он был точно молод, но в то же время выглядел давно взрослым. Нэиль потом предположил, что кто-то решил уточнить сведения по поводу бабушки, — точно ли она не занимается гаданием?
— С какой целью»? — спросила я у Нэиля.
— Чтобы ещё разок ошкурить её приличным штрафом в пользу какого-нибудь Храма Надмирного Света, — ответил брат. — Ты и понятия не имеешь, насколько эти ищейки — прислужники жрецов рыщут повсюду, где можно хоть чем поживиться за счёт народа. В этом они ничуть не уступают хупам.
Я не согласилась, — Он ничуть не похож на ищейку и уж тем более на отвратного хупа. Он такой добрый по своему виду.
Конечно, я не добавила, что странный бродяга слишком уж необычен и наделён какой-то особой, хотя опять же, странной изысканностью облика в целом, чтобы быть хупом или ищейкой.
— Тогда он псих, — сказал Нэиль, — Никто из нормальных людей не станет приставать с расспросами к незнакомой девушке, если он не ищейка и не хуп.
— А если он переодетый в бродягу аристократ? Такой утончённый и чистый по виду, даже несмотря на бедную одежду, такой необычный… Мне показалось, что… я понравилась ему! — выпалила я. Ведь и в самом деле, впервые я столкнулась с таким откровенным восхищением, направленным на меня и сразу же вошедшим куда-то вглубь, прикоснувшимся к чему-то такому, что можно назвать чувствительной сокрытой сердцевиной души…
— Дура ты! — сказал мне Нэиль, — Если поощрять внимание всякого прохожего психа, где ты можешь оказаться в итоге?
— Где? — спросила я.
— Где-то, куда лучше тебе не попадать, — ответил брат. Мне пришлось признать его правоту, хотя впоследствии…
Как долго потом мечталось, что он опять придёт на наш пляж. Только рядом не будет уже Нэиля. А я буду сидеть на песке, как будто отдыхаю после купания, но непременно в отдалении от любопытных глаз. Когда же он появится всё такой же загадочный и улыбающийся, я уж не лишусь дара речи, не растеряюсь, букетами швыряться не стану … С чего я решила, что он опять заявится с букетом, тут уж вопросы следовало бы задать моему разгулявшемуся воображению сущей дурочки, если учитывать мой тогдашний возраст и перехлёст всё ещё детской фантазии…
Вот так и сидела на песке, подстелив лоскут ткани, чтобы не запачкать уже приличного платьица, а не купального балахона, не способного подчеркнуть стройность моего уже оформившегося тела. Ко мне лезли знакомые балбесы из нашего квартала, ничуть мне неинтересные, и я их шугала. Они все подчинялись, поскольку знали, кто мой брат. Иногда и Реги-Мон валился рядом на песок, устав от заплыва куда-то очень далеко по течению реки, а потом обратно, если приходил на пляж один. Он вытаскивал без церемоний лоскут мягкой ткани из-под меня и вытирался им, а потом бросал его рядом.
— Почему ты никогда не сорвал мне надводных цветов? — спросила я у него.
— Ещё чего! — он всегда относился ко мне как к родственнице, скорее, или как к той, кто недостаточно для него подросла. — Там судорогу ухватить легче, чем вытянуть за стебель эту водяную хрень.
Обычно он даже и не разговаривал со мною, а только произносил бессодержательные фразы, типа: «И сказал он; хорошо»! — то была любимая его присказка. Или: «Ох, и заме-ерз! Зубы аж щёлкают»! Или: «Река — не девчонка, проглотит как кутёнка»!
Но даже он вдруг почуял некую перемену во мне, потому что сказал, изучая меня со своим характерным прищуром, — Грудь у тебя как у полноценно вызревшей невесты, а всё же… душа пока что как у слепого кутёнка. Глаза, Нэя, у тебя таковы, что у всякого руки обвиснут, лишь попытается к тебе прикоснуться…
— То есть, я страшная, что ли?
— Я же говорю, дурёха ты! Глаза твои как у жрицы Матери Воды! А к ним, знаешь ли, нельзя прикасаться как к обычным девушкам.
— Почему?
— Кара настигнет. Девушка, если она слишком уж необычная по своему виду, это знак, что она принесёт несчастье всякому, кто сунется к ней по личному произволу, но не имея на то соизволения самой Мать Воды.
— А в чём же выражается это соизволение?
— В том, что называется взаимной любовью. Только взаимной. Влечение одной стороны, каковым бы сильным оно ни являлось, не признаётся действительным Высшими Силами. И за такой вот выверт прилетит такая оплеуха, опять же Свыше! Что мало не покажется. Нельзя мужчине жить с нелюбящей его женщиной. Нельзя и обманывать ту, кого он полюбил, а она ответила. За попранную любовь хорошей жизни не
