Книга Пружина для мышеловки - Александра Маринина

– Погодите,– голова у Андрея шла кругом, и он вдругподумал, что даже если у него, здорового мужика, мысли в стрессовой ситуацииразбредаются в разные стороны, то каково же было тому, кого долгие годызакалывали прихотропными препаратами,– погодите, Лев Яковлевич, я ничегоне понимаю. Откуда вы можете быть уверены, что Олег Петрович не совершал тех преступлений,за которые его привлекали к ответственности? Да, я верю, что вы как опытныйврач смогли понять, что он изначально был здоров, я это допускаю. Но как выможете точно знать, что он невиновен?

– Хороший вопрос,– Юркунс улыбнулся краешком тонких губ.–Если он виновен, но при этом психически здоров, то почему он оказался напринудительном лечении, а не в колонии?

– Он мог симулировать, чтобы уйти от ответственности.

– Ну конечно, и при этом каждый день заявлять, что онздоров. Что ж это за симуляция такая? Ему поставили диагноз шизофрении, а когдаон попал ко мне, я не увидел ни одного сипмтома, ни единого признака этогозаболевания. А шизофрения, голубчик мой Андрей Константинович, не излечивается,это вам не алкоголизм какой-нибудь. Вы мне скажете, что у Олега Петровича быластойкая ремиссия, поэтому я не обнаружил признаков заболевания, а я вам отвечу,что я как врач гроша ломаного не стоил бы, если бы не умел отличать больных времиссии от здоровых. Я очень много занимался вашим батюшкой с самого начала…Впрочем, простите, я вижу, вам неприятно, когда я называю Олега Петровича вашимотцом. Хорошо, я буду называть его по имени-отчеству.

– Спасибо,– пробормотал Андрей, которому и впрямьслова «ваш батюшка» резали ухо.– Вы всеми своими больными так внимательнозанимаетесь?

– Разумеется, нет. И далеко не обо всех я так долго храню впамяти различные подробности. Кстати, и Олегом Петровичем я не должен былзаниматься, для этого есть палатные врачи. Но меня привлекла его фамилия.

– Это почему же?

– Ну, вы-то не знаете, а вот любой психиатр скажет вам, чтоЛичко – это имя в нашей науке весьма известное. У нас есть классификация «поЛичко», определения «по Личко», в общем, в психиатрии это классика. И мне сталолюбопытно взглянуть на больного, носящего такую же фамилию. Олег Петрович, чтоназывается, «зацепил» меня с первой же беседы, я некоторое время наблюдал егосам, а потом отменил все назначения, оставил только общеукреплящие препараты,витамины, стимуляторы мозгового кровообращения… Впрочем, вам эти детали ни кчему. Я как врач понимал, что после лечения в Белых Столбах он уже невосстановится полностью, но надеялся, что смогу хоть чем-то помочь ему. Вы ещеочень молоды, голубчик, вы не знаете, какой была жизнь в серединевосьмидесятых, когда Олег Петрович попал в нашу больницу, и по каким правиламтогда играли. Я не мог ни опротестовать диагноз, ни изменить его. Я не смел.Мне хотелось продолжать работать и, если угодно, жить. Диагноз Олегу Петровичупоставили в институте судебной психиатрии, а вы знаете, что это такое? Конечно,вы не знаете, откуда вам знать! Если бы я посмел поставить под сомнение ихдиагноз, меня постигла бы примерно такая же участь, как и Олега Петровича. Винституте судебной психиатрии в те годы ставили диагнозы всем диссидентам ипрочим неугодным лицам, которым нужно было заткнуть рот. Там работали блестящиеученые, превосходные диагносты, там была мощнейшая научная база, но что онимогли сделать, когда поступал звонок сверху? Ни-че-го! Им приказывали – и ониставили диагноз, потому что наша тогдашняя власть сделала психиатрию своимподручным карательным средством. И все оказались заложниками: и больные, издоровые, и сами врачи. Вы знаете, что произошло с человеком, который стрелял вГорбачева?

– Нет,– удивленно протянул Андрей.– Я и случаятакого не помню. А что, в Горбачева стреляли?

– Боже мой, голубчик мой, как же вы молоды!– веселовоскликнул Юркунс и почему-то рассмеялся.– Как многого вы не знаете изнашей прошлой жизни! Так вот, в Горбачева стреляли прямо-таки на Краснойплощади, во время демонстрации, из толпы. Стрелка вовремя обезвредили, онтолько-только успел оружие достать и прицелиться. И знаете, что сделалГорбачев? Он сказал, что не хочет, чтобы этот человек сидел в тюрьме, и еслиего нужно наказать, то пусть его сделают психически больным. Сказано – сделано,команда свыше – это приказ. В два счета соорудили диагноз, и человек пять летпробыл в заведении по моему профилю. Правда, лечили его не так исступленно, какОлега Петровича, все-таки времена были уже другие, и тот стрелок вышел избольницы почти совсем сохранным.

– Но кому был неугоден Олег Петрович? Он был обыкновенныммилиционером, оперативником, к тому же совсем молодым… – растерянно произнесАндрей.– Если бы он был диссидентом, мама знала бы об этом, а онаискренне считает его убийцей. Тогда что же?

– Вот именно, голубчик,– Лев Яковлевич налил себе ещеконьяку и принялся потягивать мелкими глоточками.– Тогда что же? Кстати,Олег Петрович действительно не был диссидентом, потому что даже в самые ясныечасы и минуты никаких подобного рода рассуждений или высказываний я от него неслышал. Значит, было что-то другое.

– Но что же, что? За что можно запереть в психушку молодогомилиционера и залечить его до состояния растения? У него были какие-нибудь предположения?Ну хоть какие-нибудь? Вы ведь сами сказали, что много общались с ним, он долженбыл вам сказать, если бы что-то подозревал.

– В том-то и дело, что он ничего не подозревал. И потом, каквы себе представляете наше с ним общение? Долгие вечерние беседы в тихомкабинете за чашкой чаю, как у нас с вами сейчас?

Честно признаться, Андрей почему-то именно так и думал.

– У главврача масса забот, должен вам заметить. Это толькомалосведущие люди думают, что главный врач – это именно главный врач, то есть врачвсем врачам, самый лучший специалист в данной больнице. Может быть, так оно иесть, да только фукция главврача не в том состоит, чтобы лучше всех ставитьдиагнозы и лечить, а в том, чтобы обеспечить жизнедеятельность вверенной емубольницы. Чтобы крыша не протекала, чтобы санузлы не засорялись, чтобылекарства были в наличии и в потребном ассортименте, чтобы вакансии врачей,сестер, санитаров и нянечек не пустовали, чтобы продукты вовремя привозили,чтобы у пожарной инспекции и санэпидстанции не было претензий, чтобы прачечнаяработала, как надо… всего и не перечислишь. И после рабочего дня, наполненноговсеми этими хлопотами, как-то не хочется и минуты лишней оставаться в кабинете.Хочется прийти домой, раздеться, поужинать и взять в руки умную книжку. Ни скем не разговаривать. Хочется тишины и молчания. Поэтому разговоры мои с ОлегомПетровичем имели место в основном днем, чаще всего – во дворе, если он сидел налавочке и дышал воздухом, а я пробегал мимо и у меня были свободныедесять-пятнадцать минут. У него в руках всегда была тетрадка, в которую онпытался записывать свои мысли, воспоминания и рассуждения, и если у меня быловремя, я просил показать пару страниц. Должен вам сказать, голубчик, что даже вписьменном виде это было довольно бессвязно, но две вещи повторялись постоянно,и я их запомнил. Вам интересно?