Книга По дорогам Империи - Катэр Вэй

Юр при этих словах гордо приосанился и, положив ладонь на ножны с ножом, бережно и как-то благоговейно их погладил. Это не укрылось от цепкого взора старика. В глазах блеснула искорка счастья, одобрения.

– Мужчина, Калин, – продолжил он поучать внука, – не живет с родителями, если в семье есть еще дети, и родители способны прокормить себя и внести свою долю в общину. Каждому повзрослевшему новому мужчине наш князь выделяет место для сева и постройки своего дома. А коли сеять не хочешь, так охотой промышляй, рыбалкой или любым другим ремеслом, которому обучен. Налог сдать можно чем угодно, главное – сдать. Дом строить молодежи помогают, но основную работу все же делает новый хозяин. Дом и то, что в доме: стол, лавки, кровать, очаг – мужчина делает своими руками, и только после этого он вправе привести себе жену. Ну, а там и люльку плести можно, – усмехнулся старик по-молодецки, – детки, это, хех… и оглянуться не успеешь, а уже пищат.

– Так что, я могу в тринадцать лет жениться? – опешил мальчуган.

– Хех, скорый какой он у нас, глянь только, – улыбаясь, Лют посмотрел на своего бородатого сына. – Ну, ежели ты сумеешь все сделать до четырнадцатой своей весны, то да – получится, что в тринадцать женился.

– А жена? Как жену выбирать? Сколько лет ей должно быть? Я не хочу на старой жениться.

Мужчины ухнули, враз покатившись от приступа хохота. Молодой гоготал словно конь, а старый смеялся, как простывший ворон, хрипло каркая и ойкая.

Калину стало не по себе, мальчик покраснел и, потупив взор, принялся старательно выковыривать грязь из трещины на углу лавки.

– Ну, ладно, ладно, будя хохотать, – Сквозь смех и слезы сказал дед. – Девочки, они ведь тоже проходят подобный обряд, но морока там у них своя, бабья: показать, чему обучена, может ли быт вести самостоятельно, да созрела ли. Ну, обычно в тринадцать-четырнадцать лет почти все проходят, редко кто дольше сидит. Засватать можно в тот же год, но пока жилья своего не отстроишь и не обставишь, жениться ни-ни. Коли любит – будет ждать, а нет – так за другого пойдет, кто шустрее или старше.

– И что, сразу вот так и замуж?

– Ну, одним прямо не терпится, да и женихи уже поджидают с новым хозяйством, сватают-то многих тут же, по окончании испытаний. Другие же сидят с родителями долго еще. Девок из дому не гонят – когда захотела, тогда замуж и пошла.

Мальчик задумался.

– Дед, я вот чего понять не могу, если мужчина каждый сам себе дом строит, то почему тогда мы в родовом живем, а ты – вообще отдельно где-то?

– Пытливый ум – похвально… Потому, Калин, что пришлось мне пост принять Главы старейшин, а оно, как водится, обязательства свои тянет определенные. Жить Главе надлежит в центре поселения, у площади, где люди на общий Совет собираются. А дом свой я сыну отдал, потому как родовой он, и нечего чужакам там селиться. Вот свое строение Юр князю вернул, а тот привез новую семью да там поселил.

– О, как… понятно. Деда, а чего со школами? Митек сказал, что школы тут есть. После женитьбы учиться не надо уже, все?

– Ты что, школы боишься? Да не может того быть, чтобы ты неучем был. Видно же – умен, – но в глаза мальчишке все же заглянул и, удовлетворившись увиденным, довольно сам себе угукнул.

– Ниче я не боюсь, просто спрашиваю. Просто не люблю я школы, – Калин шмыгнул носом, опустив в пол глаза.

– Спрашивает он, угу… Надо, милый, надо. У меня и взрослые ходят, а не то, что сопляки вроде тебя. Князь наш очень мудрый человек, даже не глядя на то, что молод, не зря он ввел грамоту и обучение истории в нашем регионе. Другим наукам тоже учим и неспроста, потому как образованный человек – умный человек. А это значит, что наши люди будут на голову выше и на шаг впереди других, и он это прекрасно понимает, вот и повелел в своем княжестве обучать всех подряд.

– Подожди, не понял, а школы что, только у нас?

– Ну да. И то сравнительно недавно ввели это занятие. Вот как молодой князь из столицы вернулся на место отца своего помершего, так и повелел людей обучать наукам разным. Говорят, что он в Пустоши ездит, знания древних там ищет. Рисковый человек, жаль будет, если погибнет, не оставив наследника.

– Вот же фартануло… – буркнул себе под нос Взрывник, горько усмехнувшись. – А кто же учит-то, если все безграмотны?

Дед, чуть подавшись вперед, внимательно посмотрел на мальчика, с прищуром так, изучающе, словно пытался разглядеть внутри чего-то, ранее неведомое.

– Молодец, – кивнул он одобрительно, – хорошо голова твоя работает. Каждый седьмой день приезжает человек от князя, он грамоте всех и учит, иногда и сам князь сзывает к себе особо смышленых и рассказывает им интересные вещи, которым они потом обучают односельчан. А вот остальному всему служитель Храма учит, я да другие старейшины и люди мастеровые, несущие в себе знания предков, тоже наукой делятся, дабы не затерялись знания в веках, как прежде. Эх… нынешнего князя да в те бы времена… Мой прадед такие вещи делать умел, а мне лишь крохи тех знаний достались. Да вот нож этот в наследство, – указал взглядом на перевязь отца.

Потом почему-то испуганно оглянулся на входные двери, встал, прошел медленно по комнате, прислушиваясь, заглянул в окно, за дверь. Вернулся, сел на свое место и, посмотрев на мальчишку просто убийственным взглядом, тихо, вполголоса сказал:

– Ляпнешь кому о том, что сейчас скажу, и весь род погубишь. Понял?

Взрывник кивнул, при этом громко сглотнув.

– Нож этот не простой, это – артефакт древний, а артефакты мы обязаны сдавать в Храм, те же, в свою очередь, передают Кардиналам. Люди они или нет, доподлинно неизвестно, но то, что с Богами общаются, как я с тобой, это точно. Оружие сие неприметное, на вид обычное – нож да и нож, потому и не всполошился никто доселе, не отобрали. Так вот, оружие это подарил нашему предку знатный воин. Были такие в древности, не знаю, как звались, затерялись они в веках. В одном сражении наш пращур спас жизнь этому воину, и тот в знак благодарности подарил свое оружие, сказав, что отец его – колдун умелый, и клинок этот не прост, вязь на лезвии заговорена. Убил врага этим ножом, и душа вражья навечно в рабстве у него, и питает вечно силой и знаниями того, кто ножиком владеет. Сколько кровушки сталь его испила, мне неведомо, но, думаю, много, особенно во времена Хаоса. Одно скажу: сила от него такая исходит, что простого человека делает совсем не простым. Кровь как почует, словно оживает в руке, и не ты им, а он тобой управляет, отражая неожиданные удары, защищает от смерти. Живуч хозяин клинка глотам на зависть, хотя эти твари самыми живучими считаются, но и плату за защиту отдавать надо кровью. Я, Калин, мутант старый, – усмехнулся Дед, – опытный и умею видеть в чужих головах не только то, что было, но иногда и то, что будет. Было время, когда этот клинок передали мне; пришло время, когда я его отдал твоему отцу; теперь же я увидел твое будущее, посоветовался с сыном, и мы решили, что пришла пора отдать его тебе. По возрасту рано, слишком рано, но мой внутренний голос говорит, что так надо. Отцу твоему сон вчера приснился, как в незнакомом месте при большом скоплении галдящего народа ты выходишь на арену сражаться с глотами. В прошлом тебе уже приходилось убивать и не только монстров, – старик тяжело вздохнул, но заметив, как при его словах с лица мальчишки схлынула вся кровь и на лбу заблестели бусины холодного пота, а губы паренек закусил чуть ли не до крови, ободряюще похлопал внука по плечу. – Ты сильный. Справишься.