Книга Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

Пока она мелкими глоточками тянула шампанское, которое терпеть не могла, но делала вид, что ей нравится, чтобы не выглядеть деревенской дурочкой и не разочаровать хозяина, он погладил ей коленку. Ласка показалась ей скорее грубой, чем смелой.

– Вам очень повезло, синьорина, – сказал он ей странным гортанным голосом. – Почему вы так считаете? – Она попыталась принять позу светской дамы, но результат оказался плачевным.

– Потому что Омар Акмаль может принести удачу любому.

– И что же надо делать, чтобы Акмаль принес удачу?

– Надо делать то, что нравится Акмалю, – в томных и порочных глазах, полускрытых длинными ресницами, мгновенно промелькнула сатанинская искра. – Хотите осмотреть корабль, синьорина? – В том, как он произносил «синьорина», таилась подспудная угроза насилия, готового вырваться наружу.

Розалия все еще была слишком возбуждена и не почувствовала тревоги.

– Конечно, – ответила она, – но вы даже не знаете, как меня зовут.

– Чье-то имя – это условность, синьорина. Меня не интересует, как кого зовут. Мне важно, чтобы другие помнили мое имя.

Розалия попыталась улыбнуться, но ей стало не по себе.

– Итак, синьорина, хотите осмотреть корабль? – И опять что-то угрожающее промелькнуло в его улыбке.

– Разумеется, – Розалия кивнула, чуть наклонившись вперед с неловкостью, выдававшей полную неопытность. Ей казалось, что она готова к худшему; она еще не знала, что худшему не бывает конца.

Араб провел ее по каютам и салонам трехпалубного корабля, перемещаясь вверх и вниз на лифте, обитом изнутри бархатом. Повсюду лежали дорогие ковры, всюду были шелк и парча, в воздухе витал сладковатый аромат благовоний. На каждом шагу им попадался кто-то из стюардов или матросов. На корабле было полно народу.

Наконец он ввел ее в кают-компанию, где был сервирован ужин на двоих. Молчаливый прекрасно вышколенный мажордом помог ей сесть. Стол, покрытый вышитой фламандской скатертью, был сервирован тонким фарфором, хрусталем и золотыми приборами. На тарелке перед Розалией лежал пакетик.

– Это мне?

– Да, синьорина.

Розалия развернула бумагу, раскрыла изящный футляр из черной замши в виде раковины и извлекла на свет кольцо с крупным рубином, обрамленным сверкающими бриллиантами. Она была на вершине блаженства и подумала: «Неужели мечты так легко сбываются?»

– Это шутка? – В ней заговорил трезвый реализм девочки, выросшей в переулках квартала Монтекальварио.

– Нет, – мясистое лицо араба было неподвижным, лоснящимся и угрюмым, как море перед бурей. – Хочешь знать, сколько стоит? – лениво спросил он.

– Нет, а то меня удар хватит – слишком много событий произошло за столь короткий срок.

Мужчина приблизился к ней, склонился, чтобы поцеловать ей руку, и Розалия увидела широкий полуголый череп с прилипшими к нему редкими черными как деготь волосами.

В первый раз она ощутила приступ тошноты и страха.

– Оно ничего не стоит, синьорина. – Роль щедрого миллионера плохо ему удавалась, он играл с ней, как кот с мышью, готовил ловушку, в которую Розалия должна была угодить.

– Ничего? – Она решила, что терять ей больше нечего, а тем временем ела и пила все то, что подавал на стол молчаливый официант. Шампанское привело ее в состояние эйфории, усыпляя последние остатки благоразумия.

– Ты можешь провести со мной ночь, синьорина?

Ну вот, наконец карты раскрыты. Он был похож на опустившегося бродячего комедианта, неожиданно для себя получившего роль первого любовника.

– С вами? Но где?

У Розалии была своя роль в этой комедии, и она вела ее с простонародным кокетством, считая, что финал ей уже известен.

– В моей постели. Если тебе это доставит удовольствие, синьорина. – Плотоядная улыбка наконец-то обнажила его истинные намерения, всякие предосторожности были отброшены. – Но я тебя ни к чему не принуждаю, – уточнил он.

«Как же, конечно, не принуждаешь, – подумала Розалия. – Что должна делать честная девушка после такого подарка?» Она отдавалась оборванцам в мешковине за баночку рыбных консервов или бутылку кока-колы, а теперь будет разыгрывать недотрогу с этим Али-Бабой, который принимает ее по-королевски на своем трансатлантическом лайнере и дарит ей драгоценности?

– Cheri[4], – проговорила она театральным шепотом, чтобы заверить его в своей готовности. – Я подарю тебе незабываемую ночь любви.

– Ты меня, синьорина, тоже никогда не забудешь, – впервые в его ленивом булькающем голосе прозвучала по-настоящему искренняя нота. Позднее, когда Розалия расправилась со всем, что было подано, от шампанского до блинчиков «креп-сюзетт», араб отвел ее в каюту с зеркальными стенами, где помещалось только колоссальное голубое ложе.

Акмаль следил, как она снимает с себя, одну за другой, свои жалкие одежонки без единого намека на шик, и жадно рассматривал обнажающееся тело, гибкое и беззащитное, уже утерявшее последние черты подростковой угловатости, но явно хранившее следы многолетнего недоедания. Под маленькой крепкой грудью выпирали худые ребра, глаза казались особенно большими и черными, а распущенные каштановые волосы, обрамлявшие лицо, придавали ей вид маленькой девочки. Только ниже тонкой, совсем детской талии обнаружились неожиданно соблазнительные изгибы: округлые, крупные, мягкие ягодицы, от которых уже не отрывался похотливый мужской взгляд.

– Прекрасно, – прошептал араб. – Великолепно. – Он вытащил из кармана пачку долларов, выбрал стодолларовую купюру и бросил ее на ковер.

– Что это значит? – смутилась Розалия. Она встревожилась, несмотря на выпитое шампанское. Шутка слишком затянулась, и в ней уже не было ничего смешного.

– Это тебе. Это твои деньги. Возьми их, – ленивая улыбка на его лице превратилась в зловещий оскал.

– Мне можно их поднять?

– Конечно.

– О, спасибо.

Сто долларов – это больше ста тысяч лир. Ей, конечно, еще долго будет стыдно, но она хоть смягчит саднящую боль позора стодолларовой примочкой. Розалия наклонилась, чтобы подобрать банкноту.

– Нет-нет, не так! – это был приказ.

– А как же?

– Задницей, синьорина! Задницей! – В голосе араба зазвучали властные и презрительные нотки.

– Как? – побледнела Розалия.

– Задом! Подловить сто долларов задом. Чудная рыбалка. Зад вместо удочки, клев на доллары.

– Хорошо, – сказала она развязно, хотя ею двигал страх. – Я попробую. – Она пыталась успокоить себя мыслью, что сто долларов – это все-таки солидная сумма. Ей казалось, что жажда наживы служит ей оправданием, хотя на самом деле ее толкал к пропасти инстинкт саморазрушения.