Книга История Англии от Чосера до королевы Виктории - Джордж Маколей Тревельян

Он читал сумасбродные пророчества Лилли и «Историю мира» Уолтера Рэли – самый ходкий товар в том столетии. Он углублялся в «Похвалу глупости» Эразма (Роттердамского) и «Дендрологию» (политическую аллегорию событий 1603-1640 годов) Джеймса Хоуэлла. Он приобрел книгу Дальтона «Местная юриспруденция», которая представляла собой практическое руководство для мировых судей и других местных должностных лиц.

Большую часть его чтения составляли книги религиозного содержания, написанные в оправдание пресвитерианства, приводящие доводы в пользу индепендентства или конгрегационализма, сборники проповедей того или иного знаменитого проповедника. Количество прочитанных им религиозных книг поразительно, «Сегодня я отдыхал дома весь день, и в голову мне приходили разные мысли по поводу разнообразия человеческих мнений, которое я обнаружил при чтении». Безусловно, рассуждения о разнообразии мнений были уже началом мудрости. Адам не был глубоко религиозным человеком. Он читал эти книги потому, что вся атмосфера того времени была насыщена религией. Она наполняла газеты и памфлеты [41]того времени, подобно тому, как сообщения о забастовках и спортивные новости заполняют нашу ежедневную прессу. Религия переплеталась с деревенскими ссорами в Уэст-Райдинге так же, как и с пререканиями партий в Вестминстере. Вот что читал этот кромвельский йомен. В дворянских же домах в еще большем количестве читались или лежали на полках библиотек наряду с проповедями и памфлетами поэтические произведении и сочинения классиков. Без сомнения, большая часть йоменов, сквайров и купцов читала очень мало, но некоторые из них охотно читали книги. Гражданская война была войной идей, а идеи распространялись или через печать, или в рукописях, а также проповедником и в беседах людей друг с другом.

Гражданские войны Карла и Кромвеля не были, подобно войнам Алой и Белой розы, борьбой за власть между двумя группами аристократических семейств, к которой большинство населения, а особенно горожане, относились с отвращением и безразличием. В 1642 году город и деревня взялись за оружие. Однако это была война не города против деревни, хотя до некоторой степени для Лондона и его окрестностей она стала борьбой против деревенского севера и запада. Меньше всего она была войной между богачами и бедняками. Это была война религиозных и государственных идей.

Люди выбирали себе партию, руководствуясь в значительной степени бескорыстными мотивами и без всякого принуждения. Они делали свой выбор, считаясь со своим собственными религиозными и политическими убеждения ми, и большинство из них находилось в таком экономическом и социальном положении, что могло сделать этот выбор свободно. В сельских местностях феодальная зависимость была большей частью делом прошлого, а огромные укрупненные поместья – в основном еще делом будущего. Это был золотой век мелкого сквайра и йомена, которые гордились своей независимостью, тогда как фермеры-арендаторы в крупных поместьях даже сто и двести лет спустя с гордостью следовали за своими лендлордами к избирательному участку, чтобы голосовать за вигов или тори. Но в 1642 году многие йомены обнажили свой меч против сквайров.

В городах это был тоже век независимости и индивидуализма; жизнь корпораций пришла в упадок; «муниципальная лояльность» человека по отношению к своемугороду была уже менее важна, чем его национальная лояльность по отношению к выбранной им самим партии или секте. В обществе, состоявшем преимущественно из мелких хозяев и подмастерьев, люди твердо держались своих личных убеждений; таким образом, жители городов проявляли широкий и разумный интерес в спорах, занимавших всю страну.

Однако в начале войны большинство могло легче овладеть властью и подавить меньшинство в городе, чем в крупном сельском округе. Таким образом, «круглоголовые» оказались в состоянии сразу же подавить роялистов в Лондоне, в приморских портах и в промышленных городах. Но во многих английских графствах местная гражданская война то замирала, то разгоралась и тянулась в течение нескольких лет подряд, причем велась независимо от кампаний главных армий, хотя и они также иногда вовлекались в эту местную борьбу.

Там, где эти местные войны велись под командованием сельских джентльменов, которые знали друг друга как соседи, а часто и как друзья, хотя и расходившиеся теперь по политическим убеждениям, там было мало ожесточения и проявлялось много личной учтивости, особенно в первые два года. Но некоторые местные войны носили более ожесточенный характер – особенно там, где два резко противоположных общественных уклада вступали в схватку друг с другом. Например, в Ланкашире многие из сквайров были римско-католического вероисповедания, представляя собой старинный полуфеодальный мир времени «Благодатного паломничества». Глубокая пропасть непонимания и ненависти образовалась между ними и их соседями-пуританами в городах, которые недавно выдвинулись благодаря новым отраслям промышленности – шерстяной, хлопчатобумажной и льняной.

Однако в огромном большинстве английских графств роялисты были англиканского вероисповедания – убежденные протестанты. Многие из них были противниками Лода. Таков был старый Эдмунд Верни, знаменосец короля, который умер за своего повелителя при Эджхилле, но не хотел склоняться перед Лодом, сказав перед смертью: «Я не питаю никакого уважения к епископам, из-за которых ведется эта распря».

Вообще говоря, роялизм был сильнее всего там, где экономические и социальные перемены предшествующего столетия чувствовались меньше всего. Короля и церковь больше всего любили в сельских районах и торговых городах, наиболее удаленных от столицы и наименее связанных с заграничной торговлей, Парламентские и пуританские симпатии были сильнее всего там, где экономические перемены были наиболее глубокими, как, например, в Лондоне, где большое влияние оказывали крупные елизаветинские торговые компании, в приморских портах (включая корабли и доки самого короля) и в промышленных городах или в округах, таких, как Тонтон, Бирмингем и округ суконного производства в Дейлз по обоим склонам Пеннин. Сквайры, у которых были самые тесные деловые связи с Лондоном или с торговцами и промышленниками в разных местах, тяготели по своим политическим и религиозным взглядам больше всего к партии «круглоголовых)». Лондонский округ, включая Кент, Суррей и Эссекс, был сразу же захвачен войсками парламента, и роялистское меньшинство там никогда уже больше не было в состоянии поднять голову. То же самое случилось в восточных графствах, объединенных в «Восточную ассоциацию» и находившихся в твердых руках полковника Оливера Кромвеля, – в районе, откуда в предшествующем поколении прибывало большинство пуританских эмигрантов в Новую Англию и где теперь вербовались первые «железнобокие» среди йоменов, читающих Библию.

Сам Кромвель происходил из добропорядочной семьи, состоявшей в родстве с несколькими из самых влиятельных лиц в палате общин. Он был дворянином-землевладельцем, владевшим небольшим поместьем возле Хантингдона, дела в котором он вел сам до тех пор, пока не продал свои земли в 1631 году для того, чтобы взять в аренду богатые заливные луга вблизи Сент-Айвза. Такая продажа своей вотчины показывает, что он смотрел на землю скорее как на средство к существованию, чем как на наследственное владение и предмет общественной или семейной гордости. Он захотел стать трудолюбивым фермером и дельцом на равных правах с простым народом (чьим предводителем он сделался в различных местных спорах), вместо того чтобы остаться простым сквайром. Такая точка зрения характерна для дельцов – сельских хозяев, которые предпочитали быть пуританами и «круглоголовыми», тогда как старомодные сельские сквайры из западных графств, в большей мере сохранившие феодальные взгляды на жизнь и общество, были типичными роялистами. Даже крупнопоместные магнаты из пуританской партии, вроде графов Бедфордских и Манчестерских, были глубоко заинтересованы в увеличении своих состояний и поместий современными капиталистическими методами. Пуритане, от высших до низших, приучались под влиянием своей религии идеализировать деловитость, предприимчивость и трудолюбие. Роялисты обычно отличались более поверхностным и жизнерадостным характером.