Книга Будуар Анжелики - Валери Жетем

Но жизнь тем и отличается от сказки, — не правда ли, мсье Перро? — что в ней добрые феи не занимаются благотворительностью, и дама в конце концов должна была скрепя сердце признать эту непреложную истину.

Неожиданно она получает записку от модистки, в которой та просит прийти в ее салон завтра, к двум часам пополудни. В постскриптуме значилось, пожалуй, самое важное и обнадеживающее: «Я нашла способ уладить наше дело». Нечего и говорить о том, что мадам X, с нетерпением дождавшись следующего дня, поспешила к назначенному часу в салон модистки.

Я замечаю лукавые улыбки моих досточтимых слушателей. Да, ни для кого, пожалуй, не секрет, что салоны модисток зачастую бывают скрытыми домами свиданий, где совершаются не только половые акты, но и довольно пикантные сделки. Известно, что определенная часть заказчиц расплачивается со своими модистками не деньгами, а услугами довольно банального свойства, и данная модистка отнюдь не была исключением из общего правила…

Когда она предложила мадам X отработать свой долг таким вот простым способом, та вначале не могла вымолвить ни слова в ответ, так как у нее от возмущения перехватило горло, а немного придя в себя, разразилась длинной тирадой, в которой сакраментально упоминались Бог, честь, дворянское достоинство, грех, супружеская верность, добродетель, совесть и многое другое, на что многоопытная модистка отвечала лишь понимающей улыбкой.

Она, видимо, применяя испытанный прием, рассыпалась в извинениях перед оскорбленной дамой и предложила считать свое предложение шуткой самого дурного свойства. Дама заметно успокоилась. Модистка, давая понять, что переговоры на этом заканчиваются, встала со своего кресла и сказала, что по-прежнему не торопит с возвращением долга, а затем собралась было попрощаться с посетительницей, когда та, нещадно терзая кружевной платочек, начала невнятно говорить что-то о жестокой судьбе, о лишениях, о суровой необходимости, об испытаниях, ниспосланных свыше… Короче говоря, эти излияния закончились вопросом о том, насколько благороден тот кавалер, который… изъявил желание воспользоваться случаем…

Модистка заверила мадам X в том, что благородство и порядочность кавалера вне всяких сомнений, что это человек, приближенный к Людовику XIV, и что даже сама королева, пожалуй, не сочла бы себя оскверненной, окажись она в его объятиях.

И последнее, что волновало нашу добродетельную даму, это возможная огласка. По словам модистки, она приняла все необходимые меры, чтобы исключить такую вероятность самым надежным образом. По договоренности с кавалером, встреча будет происходить в темной комнате и в полном молчании, так что никто из них не узнает, в чьих объятиях обрел счастье любви.

Да, модистка выразилась именно так, и для дамы этот неуместно высокий слог, как ни странно, послужил залогом пристойности грядущего приключения.

Посмотрев на часы, модистка заметила, что кавалер должен прибыть с минуты на минуту, поэтому ей лучше всего сейчас же отправиться в нужную комнату, раздеться и погасить свечу.

Дама так и сделала. Через минуту-другую в салон явился ожидаемый кавалер.

Вот здесь нужно отдать должное отчаянной дерзости модистки. Дело в том, что господин X, супруг мадам, которая в это время готовилась к свиданию, вот уже несколько лет подряд пользовался ее услугами, и, надо сказать, у него не было оснований для недовольства сводней, поставлявшей воистину первоклассный товар. Как-то она устроила ему незабываемое свидание с негритянкой, а совсем недавно благодаря ей он вкусил прелесть сношения с дочерью гаитянского вождя. Очередной его заказ был более сложен в исполнении, по крайней мере, учитывая возможности именно этой модистки: требовалась молодая особа королевской крови, то есть член семьи Людовика XIV — ни больше ни меньше!

И каналья модистка обещает ему решить задачу, но, разумеется, за особую плату и при особых условиях, самым надежным образом исключающих огласку этой опасной авантюры. Господин X, сгорающий от нетерпеливого желания поиметь особу королевской крови, принимает все условия сводни, и вот он приходит сейчас в салон, где ему уже уготовано обладание собственной женой, да еще и за баснословную плату, значительно превышающую ее долг модистке.

Он спешит в указанную комнату, входит, раздевается в полной темноте и, слыша чье-то прерывистое дыхание, приближается к невидимке, торопливо ощупывает ее и, убедившись в аристократической утонченности форм ее упругого тела, начинает властно овладевать им во всех возможных позах и всеми возможными способами, включающими так называемый французский и так называемый итальянский.

Примерно через час он оделся, поцеловал в темноте руку дамы, вышел из комнаты, затем направился в кабинет хозяйки салона, щедро расплатился с ней и, весело посвистывая, вышел на улицу. Через полчаса покинула салон и его супруга, переполненная новыми для себя впечатлениями и так же радуясь солнцу и весне.

А вечером, за ужином, ее супруг, как, впрочем, многие из мужчин после недавнего акта измены, решив как-то загладить ощущение греха, проговорил:

— Как я догадываюсь, у вас, дорогая, накопились неоплаченные счета за наряды. Я готов их оплатить…

Рассказчик был награжден шквалом аплодисментов.

4

— Мой рассказ о превратностях любви, — сказала Анжелика, — будет всего лишь вольным изложением нескольких страниц старинного фолианта из тулузской библиотеки графа де Пейрака. Мы с мужем не раз обсуждали этот эпизод древней истории, поражаясь тому, сколь велики могут быть различия между общепринятым мифом и суровой реальностью…

После трагической смерти Гая Юлия Цезаря Римом начал править триумвират, состоящий из Марка Антония, соратника погибшего императора, Октавиана, приемного сына Юлия и его формального наследника, а также консула Лепида.

Октавиан, который был впоследствии назван Октавианом Августом и даже «Божественным Августом», одного из триумвиров, Лепида, вскоре отправил в пожизненное изгнание, а Марк Антоний, согласно распределению полномочий, отбыл в Александрию, чтобы оттуда управлять восточными провинциями державы. Сам же Октавиан взялся управлять западными провинциями непосредственно из Рима, где он уверенно двигался к единоличной императорской власти.

В Рим постоянно доносились интригующие подробности жизни Марка Антония на Востоке: изысканные оргии в Афинах, пышные празднества в Эфесе, щедрые подношения местных царьков и пикантные приключения с их августейшими супругами, богатство, роскошь, истинно восточная нега… Но самое сильное впечатление, без сомнения, оставляли донесения о бурном романе Антония с египетской царицей Клеопатрой.

Ей в ту пору было лет 27–28, и она только вступила в пору женской зрелости, буквально сводя с ума всех, кто имел неосторожность приблизиться к ней на расстояние полета стрелы из тугого африканского лука…

Антоний, приблизившись, потерял голову, забыл обо всех своих честолюбивых планах, устремлениях, о своих обязанностях наместника восточных провинций, о своем войске в конце концов. Казалось, будто бы какой-то мифический странник оказался на острове, где красавица-волшебница очаровывает его и заставляет забыть всю предыдущую жизнь.