Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Чезаре Борджа идет от победы к победе. Вот-вот падет Камерино, как ясно из следующего письма Чезаре к сестре:

Дражайшая наша, я уверен, что для того, чтобы вылечить болезнь, которая вас сейчас терзает, нет более действенного целебного средства, чем благие и радостные вести. Только что мы наверное узнали о взятии Камерино. Мы просим вас достойно отметить эту новость вашим выздоровлением, ибо по причине вашего недомогания мы не чувствуем никакой радости по поводу этого события, впрочем, как и чего-либо другого5.

Пять дней спустя Камерино действительно капитулировал, все Варано, правители города, за исключением Джанмарии, были убиты.

Триумфатор Чезаре отныне контролирует самую важную часть прежнего Папского государства, и в союзе с Феррарой он может стать полновластным хозяином центральной Италии. Эркуле, хоть он и родственник Варано, считает целесообразным поздравить победителя.

Глава XVI

ВЫБОР ЛУКРЕЦИИ

Здоровье Лукреции, перебравшейся в замок Бельфьоре, вызывает серьезное беспокойство. Однажды утром затишье прерывается внезапным приездом Чезаре. Никакие сведения об этой встрече не просочились, слышали только голос Лукреции, «изъяснявшейся на валенсийском наречии». Однако результатом этого визита становится новое обострение ее болезни, за которым бессильно наблюдает муж. Хворь распространяется и настигает приближенных герцогини. Анджела Борджа, негритянка Катеринелла и Лизабетта Сиенская вынуждены лежать в постели. Сраженный недугом, паж Лукреции Лодовико деи Карри умирает, а Теодора Анджелини, испугавшись ответственности за возможную смерть хозяйки, бежит вместе со своей дочерью из Феррары.

Ночью 5 сентября у Лукреции начинается приступ невыносимой боли в пояснице. Едва придя в себя, она с криками разрешается мертвым семимесячным ребенком. Несколько часов спустя у нее начинается родильная горячка, столь опасная, что врачи думают, что роженица не выживет. Едва придя в сознание, Лукреция смутно видит возле себя Альфонсо, который держит ее за руку, и Чезаре, который держит ее за ступню, откуда ей пускают кровь. «Это было невероятно трудно», — сообщает секретарь Эркуле своему хозяину, находившемуся в тот момент в Реджо, однако, кажется, все закончилось успешно. Чезаре, полагая, что больше не нужно беспокоиться о судьбе сестры, от которой напрямую зависела его участь, уезжает в тот же вечер.

Однако улучшение это кратковременное, и 13 сентября Лукреция просит исповедать и причастить ее. Все думают, что ей уже не спастись, и Бартоломео Картари, феррарский оратор в Венеции, вслух произносит то, о чем все думают, но молчат: «Да возложит Господь длань на ее голову и избавит от страданий, чтобы положить конец здешним пересудам о возможном отравлении». Пять дней спустя, собрав последние силы, Лукреция делает приписку к завещанию, касающуюся ее сына Родриго Бишелье, и, словно успокоившись, впадает в беспамятство под взглядом своего мужа.

Каково же было ее удивление, когда на следующий день, очнувшись от полузабытья, она находит Альфонсо на прежнем месте: он ждал, когда на ее лице появятся хоть малейшие признаки жизни. Никогда и никто еще не был ей так предан. Герцог признается ей, что дал обет пешком совершить паломничество к Лоретской Богоматери, если Лукреция выздоровеет. Узнав о его намерении, папа написал зятю, что Богоматерь будет довольна и в том случае, если он отправится туда верхом!

За полгода Лукреция совершила чудо: ее супруг теперь любил ее больше ее приданого. Как мы помним, брачный контракт предусматривал, что в случае ее смерти все оставалось семье д'Эсте: территориальные привилегии, титулы, драгоценности и те самые дукаты larghi. Отныне Лукреция могла ему довериться. Теперь у нее была любовь мужа, а кроме того, к ней проявляли симпатию ее близкие, двор, магистраты, горожане и крестьяне. Сразу стало ясно, что Лукреция любима народом и от нее ждут наследника.

20 сентября врачи объявляют, что она вне опасности, и разрешают ей вернуться в Кастель Веккьо. Однако поскольку сырость в замке и болотные испарения от рвов с водой могут поставить под угрозу ее выздоровление, она предпочитает удалиться в монастырь Тела Господня. Месяц спустя она вернулась, и Чезаре вновь стал главной причиной ее мучений. Он усилил давление на герцогиню Урбинскую, стараясь заставить ее расстаться с супругом и сторонниками его клана; похоже, сдались Франческо Мантуанский и Изабелла, желающие таким образом завоевать благосклонность Валентинуа. Если Гвидубальдо, испытывая угрызения совести, в конце концов пришел к мысли, что роль кардинала ему подходит больше, чем роль супруга, то герцогиня Урбинская об этом и слышать не хотела, и «пусть бы ей пришлось жить с Гвидубальдо как с братом, она предпочла бы это, нежели отвергнуть его как мужа». Чезаре ответил на этот отказ ультиматумом маркизу Мантуанскому: либо последний прогонит родственника, либо поссорится с Валентинуа. Элизабетта поняла, что жизни герцога Урбинского угрожает серьезная опасность, и вместе с ним спешно уехала в Венецию, убежище всех государей, лишенных владений, и всех жертв тирании.

Если это «братское великодушие четы Монтефельтро» развлекло папу, то у Лукреции оно вызвало уважение и восхищение. Тем временем события развивались. Вскоре в одном из посланий отец просил дочь заложить все ее драгоценности, чтобы помочь брату, вынужденному давать отпор восставшим кондотьерам. Помощь, оказанная Францией «кузену короля», лишила мужества предводителей восстания — Вителоццо Вителли, Оливерто де Фермо, Франческо Орсини и его сына. Поскольку для Чезаре мир делился на две части — на тех, кто ему служил, и тех, кто ему вредил, он пригласил восставших в Синигалью отужинать и велел всех перерезать. «Самое забавное из его надувательств», — только и замечает Макиавелли.

Герцог Эркуле д'Эсте направил свои поздравления победителю, так же как и его дочь Изабелла, по всей видимости, мало заботившаяся о судьбе своего родственника Гвидубальдо.

Светлейший герцог Валенсийский!

Блестящие успехи Вашего Сиятельства вызвали у нас радость и удовлетворение, ибо нас связывают взаимные чувства дружбы и благожелательности, существующие между Вашим Сиятельством и Сеньором нашим супругом. Будучи уверенной в том, что после трудов и забот, выпавших на вашу долю в ваших славных начинаниях, вы не откажетесь от возможности развлечься, я сочла уместным послать вам с нашим гонцом сотню масок. Нам не составляет труда понять, насколько этот скромный дар мало соответствует величию ваших заслуг; однако пусть он послужит залогом того, что, едва вы пожелаете чего-либо более достойного вас, мы вам это отправим1.

В своем ответе герцог Романьи написал:

Наша подруга и досточтимая сестра. Мы получили подарок — сто масок, что Ваше Сиятельство нам отправили. Они доставили нам большое удовольствие, поскольку весьма разнообразны и исключительно красивы. Нас еще более порадовало то, в какой момент и куда нам их доставили. В тот день мы овладели городом Синигальей и подчиненной ему территорией, равно как их крепостями; мы наложили наказание, коего заслуживало коварное предательство наших врагов, затем мы освободили от тирании города Кастелло, Фермо, Цистерну, Мантую и Перуджу, мы заставили их повиноваться должным образом Его Святейшеству, и посему мы лишили Пандольфо Петруччи тиранической власти, присвоенной им в Сиене. Эти маски доставят нам огромное удовольствие, поскольку они подарены с дружеским и особым расположением, которое вы — в чем мы уверены — испытываете к нам, равно как и ваш супруг2.