Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

В отличие от своего отца Альфонсо д'Эсте не преклонялся так перед искусством театра, если он и ходил на спектакли, то скорее из чувства долга, чем ради удовольствия, впрочем, другие его интересы с избытком компенсировали этот недостаток. Восхитительный портрет кисти Тициана прекрасно передает выражение силы и решительности, свойственных Альфонсо, его грубоватую манеру держаться, его открытый взгляд и некоторую суровость, появившуюся у него, вероятно, еще в юности, во время войны с Венецией, и связанную с невзгодами, выпавшими на долю его семьи, которая вынуждена была уступить Светлейшей республике плодородные земли в дельте По вместе с их столицей, городом Ровиго. Отныне девизом Альфонсо станет «Si vis pacem, para bellum»[38]. Войны не было уже при трех правителях, и он знает, что настало время укрепить военную силу. Поэтому он использует изменения, произошедшие в артиллерии, чтобы создать первую литейную мастерскую, и сам становится знатоком в искусстве отливать пушки. Его поездки на учебу в Англию, Нидерланды и во Францию многое дали ему для освоения этого производства и помогли завязать новые знакомства.

Герцог Эркуле почти не узнавал себя в своем сыне, который в возрасте двадцати одного года среди дня мог пробежать голым со шпагой в руке по улицам Феррары. Такое странное поведение напоминало ему о пылком характере его отца Николо III и о бурлящей крови Арагонов, унаследованной им от Элеоноры. Однако на его натуру влияла традиционная для всех д'Эсте любовь к искусству. Альфонсо велел построить роскошный дворец Бельведер на одном из островов По. Его любимые художники Доссо Досси и Джованни Беллини работали над украшением его дворцов; Ариосто был ему другом, а сам Альфонсо замечательно играл на виоле.

У Лукреции, как мы видим, есть все основания чувствовать себя ровней родственникам мужа, даже если ее собственная семья не могла в открытую брать на себя ответственность за совершенное насилие. До сих пор один лишь Чезаре с этой точки зрения пользовался печальной привилегией быть похожим на феррарских правителей. Впрочем, именно в Бельршуардо, замке из трехсот шестидесяти пяти комнат, украшенных фресками Козимо Тура и Эрколе Роберти, Лукреция, измотанная беременностью, узнает о том, что ее брат напал на Урбино и одержал победу. Предатели из числа придворных Гвидубальдо посоветовали ему, чтобы завоевать расположение папы, предоставить свою артиллерию Чезаре, когда тот будет атаковать Камерино, однако Чезаре быстро повернул пушки против их же владельца.

20 июня герцог Урбинский ужинал в саду французского монастыря, когда ему сообщили о прибытии армии Борджа, ему пришлось спасаться, и он верхом, даже без плаща, с большим трудом добрался до своей жены, находившейся в Мантуе у родственников. «Мне удалось спасти лишь свою жизнь, камзол и рубашку. Это неслыханная доселе неблагодарность и предательство», — писал он 28 июня кардиналу делла Ровере, будущему Юлию II.

Лукреция была возмущена поведением брата. Бернардино де Проспери, находившийся рядом с ней, написал маркизе Мантуанской: «Герцогиня приходит в отчаяние, стоит ей вспомнить о том, как любезно ее приняли, когда она проезжала через Урбино несколько месяцев тому назад». Иль Прете в письме к той же особе подтверждал: «Синьора Лукреция, как мы видим, глубоко опечалена случившимся, она повторяет родным, что охотно отдала бы 25 тысяч дукатов, лишь бы в прошлом не было ее знакомства с герцогиней Элизабеттой, и теперь ей не пришлось бы краснеть»3.

Герцог Романьи — новый титул, пожалованный понтификом сыну, — водворился на герцогском престоле в Урбино и расправился кинжалом или ядом со всеми оппозиционерами. Его обычный метод — тирания и, если потребуется, убийство. Город был отдан на разграбление. В течение нескольких недель мулов нагружали коврами и гобеленами, статуями, золотой посудой, редкими дорогими книгами. Стоимость награбленного, по мнению Санудо, составила 150 тысяч дукатов. Неожиданно для всех к охоте за добычей присоединилась еще одна особа, чье страстное желание раздобыть предметы античного искусства заставило ее забыть о том, что под ее крышей нашли убежище ограбленные родственники. Печаль по поводу происшедшего не помешала ей вспомнить о том, что во дворце Урбино находились две замечательные мраморные статуи; она попросила своего брата кардинала Ипполито найти их для нее:

Дорогой и досточтимый брат, у синьора герцога Урбинского, моего свояка, дома имелись небольшая античная Венера из мрамора и Купидон, кои были ему подарены некоторое время тому назад Его Сиятельством герцогом Романъи. Я не описываю вам красоты Венеры, поскольку полагаю, что вы ее видели. Что касается Купидона, то ничто из современного искусства не может сравняться с ним. Я уверена в том, что эти предметы искусства должны были попасть в руки указанного герцога вместе со всем, что хранилось во дворце Урбино. Я с большим удовольствием украсила бы античными предметами мой Studiolo[39] и потому хотела бы получить эти статуи. Дело это не кажется мне невозможным, поскольку мне сказали, что Чезаре не особенно интересуется античностью. Однако я не настолько знакома с ним, чтобы прямо попросить об этой услуге. Я думаю, что лучше обратиться к вашему посредничеству и умолить вас оказать мне милость, попросив для меня Венеру и Купидона в настойчивом письме через вашего посланника, чтобы дело разрешилось к нашему полному удовольствию4.

Чезаре, которого, впрочем, она назвала «заурядным убийцей», ответил тем более охотно, что знал от Микеланджело, что Купидон был его работой.

Для Лукреции наступило время разочарования. В замке Павии, куда отправились ее свекор и муж, король Франции Людовик XII вел себя так, словно считал Чезаре своим alter ego[40]. Монарх, очарованный этим воином, прилюдно оказывал ему знаки внимания, которые, похоже, ничуть не трогали герцога Романьи.

Коварство Чезаре по отношению к семейству Монтефельтро возмутило одну лишь Лукрецию, ставшую живым укором победителю. Его гонцы, отправленные к ней, вернулись обратно, а печати на письмах остались несломанными. Вместо извинений мрачный победитель обратил всеобщее внимание на недуг Гвидубальдо, который никогда не сможет иметь детей. Он подает идею убедить его принять постриг и стать кардиналом, тогда его брак мог бы быть аннулирован и его бывшая супруга, безусловно, сохранявшая верность Гвидубальдо, сможет выйти замуж за какого-нибудь французского барона, зависимого от герцога Валентинуа. Папа полностью одобряет идею сына и отправляет посланников в Мантую сообщить об этой идее супругам Гонзага, чтобы они, в свою очередь, уведомили о ней своих родственников.

Одновременно из Рима приходит весть, от которой у Лукреции сжалось сердце. Асторе Манфреди, мужественный сеньор Фаэнцы, был обнаружен в Тибре с веревкой на шее «со следами страшного насилия». Как не узнать руку Чезаре в этом двойном преступлении?

Хитрости, предательства, грабежи, подлости, убийства совершенно изводят Лукрецию. Она впадает в меланхолию, сон бежит от нее, а влажная жара утомляет. Врачи, понимающие, что ее и без того хрупкий организм совсем ослабел из-за беременности, решают отправить ее подальше от сырости Бельригуардо во дворец Бельфьоре, выстроенный недалеко от замка Эсте, где климат считался более здоровым. Однако в середине июля на Феррару обрушивается эпидемия, и Лукреция тоже становится ее жертвой, хотя точный диагноз не установлен. Каждый день посол Бельтрандо Костабили сообщает папе новости о его дочери, однако Александр VI не верит, что недомогание ее сколько-нибудь серьезно, и полагает, что причиной всему — притворство. Лукреция приходит в ярость, узнав о содержании депеши отца: «Болезнь ее вызвана тем, что она не хочет довольствоваться 10 тысячами дукатов, установленными для нее герцогом, и если бы последний добавил ей еще две тысячи, она бы сразу поправилась. Пусть герцог Эркуле так и поступит, поскольку смерть сеньоры Лукреции нас слишком бы опечалила».