Книга Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - Франц фон Папен

Новоизбранный рейхстаг собрался 30 августа. В соответствии с обычными процедурными правилами, формальности открытия были выполнены старейшим из депутатов – в данном случае им оказалась депутат от коммунистов Клара Цеткин. Она только что возвратилась из Москвы и была с торжеством встречена своими коммунистическими коллегами. По традиции вступительная речь должна являться формальным приветствием, однако ее выступление состояло из одной неистовой тирады против капитализма и против моего правительства как его рабски послушного орудия. Ее заключительный призыв к революции вызвал иступленную реакцию коммунистов, но не произвел никакого впечатления на остальную часть палаты. Следующим шагом были выборы президента[102]. Партия центра и Баварская народная партия объединились с нацистами, чтобы выдвинуть Геринга как представителя самой многочисленной партии. Он моментально привлек внимание к тому факту, что такая комбинация представляла собой работоспособное патриотическое большинство, а потому у правительства нет оснований утверждать, что в стране существует чрезвычайное положение. После этого первое формальное заседание было закрыто и сцена подготовлена для следующего заседания, которое было назначено на 12 сентября.

Я намеревался сделать обзор финансового положения и вынести на обсуждение представителей народа программу восстановления экономики. Мы надеялись, что партии для решения поставленных перед ними проблем применят здравый смысл, и были полностью готовы изменить свою программу в соответствии с требованиям знающих и конструктивных критиков. У депутатов рейхстага нашлись иные соображения. Под руководством Геринга нечестивый альянс коммунистов, социал-демократов и нацистов решил немедленно вынести вотум недоверия правительству. Мне даже не позволили сделать доклад, не говоря уже об изложении каких бы то ни было планов на будущее.

По традиции Геринг был обязан обратиться к главе правительства с просьбой выступить, а затем поставить на голосование наши планы и намерения. Но даже это элементарное требование демократического регламента было отброшено. Рейхстаг был набит битком. Галереи для публики переполнены, а дипломатический корпус представлен в полном составе. Некоторые депутаты– нацисты явились в мундирах. Когда Геринг объявил заседание открытым, атмосфера уже была сильно накалена. Немедленно поднялся на ноги известный коммунист Торглер и потребовал, чтобы собрание, прежде чем перейти к повестке дня, без обсуждения поставило бы на голосование коммунистическую резолюцию, призывающую отменить все чрезвычайные декреты. Кроме того, он с ходу потребовал принять вотум недоверия правительству. Геринг представил этот вопрос палате и спросил, есть ли возражения против предложения коммунистов. Возражений не последовало, причем даже партия немецких националистов хранила молчание. Со скамьи нацистов тотчас вскочил Фрик и предложил прервать заседание на полчаса.

Ситуация стала весьма серьезной, и она захватила меня врасплох. Я надеялся, что дебаты по предложениям, которые я намеревался внести на рассмотрение депутатов, растянутся на несколько дней, и мне не пришло в голову прийти на заседание, вооружившись загодя полученным распоряжением о роспуске палаты. Я спешно отправил в свою канцелярию курьера, и он успел вернуться с жизненно важным документом, когда депутаты уже начали снова собираться. Когда заседание было продолжено, я вернулся в зал, неся под мышкой знаменитый красный чемоданчик для бумаг.

В палате воцарился полнейший беспорядок. Собрание депутатов превратилось в орущую толпу, и посреди этой суматохи Геринг отказал мне в праве выступить с речью. Он демонстративно повернулся к левой части палаты и сделал вид, что меня не слышит. Вместо этого он выкрикнул: «Поскольку из зала не поступило возражений против предложения коммунистов, я намерен перейти к голосованию!» Мне не оставалось ничего другого, как подняться на президентское возвышение, шлепнуть на стол перед Герингом распоряжение о роспуске палаты и выйти из здания Рейхстага в сопровождении членов кабинета под аккомпанемент издевательских завываний депутатов.

Геринг оттолкнул мою бумагу на край стола и продолжил голосование, которое принесло правительству поражение с результатом 412 голосов против 42. После чего он прочитал распоряжение о роспуске палаты и заметил, что оно теперь недействительно, поскольку подписано министром, который только что был отрешен от должности голосами представителей народа. Позднее он предпринял шаги, необходимые для отмены этого документа, но безуспешно, поскольку его собственное поведение было признано противоречащим регламенту палаты. Левые партии и нацисты сделали попытку обвинить меня в нарушении конституции, но эта попытка не имела под собой законных оснований и вскоре закончилась провалом. Когда Геринг обратился по этому поводу к президенту, то получил резкую отповедь.

У партии центра не было особых причин гордиться ролью, которую она сыграла в событиях этого дня. Как могли такие люди, как Брюнинг и Каас, позволить своим депутатам объединиться с коммунистами и нацистами против правительства, которое торжественно обещало восстановить в стране порядок, я понять так никогда и не смог. Тот день явил печальное зрелище посрамления главы правительства депутатами парламента, в то время как на предыдущем заседании те же депутаты с уважением и вниманием выслушали коммунистку Клару Цеткин.

В тот же вечер я обратился к стране по радио, изложив некоторые детали нашего плана восстановления экономики, и призвал народ сплотиться вокруг президента в его попытках обеспечить единство нации. Скандал в рейхстаге вызвал неожиданную реакцию общества. На следующий день я получил от людей из всех слоев населения тысячи писем и телеграмм, выражавших одобрение моей позиции и просивших меня не прекращать своих усилий. Я не могу припомнить другого случая, когда бы я имел столь широкую общественную поддержку. Рассматривая в ретроспективе тогдашнюю ситуацию, я прихожу сейчас к убеждению, что мы поступили бы правильнее, если в течение некоторого времени стали бы управлять страной без посредства рейхстага.

Наша программа восстановления экономики была введена в действие при помощи чрезвычайных декретов в начале октября. Она требовала расходов в 2,2 миллиарда марок. За подробности ее выполнения в основном нес ответственность министр финансов, но у него возникли проблемы с президентом Рейхсбанка доктором Лютером. Лютер, человек исключительно опытный, испытывал серьезные опасения, касавшиеся наших финансовых возможностей, и считал, что мы идем на неоправданный риск. Все же, поскольку ситуация требовала от нас активных действий, мне пришлось сказать доктору Лютеру, что если он не может принять на себя такую ответственность, то мы будем вынуждены обойтись без его советов.

Казалось бы, у Германии не было причин, по которым она не могла бы преодолеть свои экономические трудности. Чисто математически ее национальный долг был одним из самых низких в Европе и составлял едва ли треть от долга Великобритании, менее одной восьмой – от долга Франции и только половину от своего же довоенного долга. Наша главная проблема лежала в области психологии. В течение всего периода выплаты репараций в результате обесценивания денег «экономический пессимизм» приобрел характер эпидемии. Рабочие были настолько деморализованы безработицей и коммунистической, социалистической и нацистской пропагандой, что потеряли всякую веру в способность правительства облегчить их существование. Нам было необходимо убедить одновременно и труд, и капитал в том, что решение экономических проблем зависит не в последнюю очередь от доверия к власти.