Книга Стокгольм delete - Йенс Лапидус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время я почти никогда не бывал дома. Уходил на работу в KPMG рано, чтобы после полудня успеть в «Клару». В квартире было очень тихо. Мне показалось, что даже пахнет по-другому, будто в моей квартире поселился кто-то еще.
Я включил компьютер и начал шарить в своих каталогах. Один каталог без названия – туда я собрал файлы, скачанные в конференц-отеле в усадьбе.
Запах и в самом деле странный. Пахло горелым, остро и неприятно. Поначалу я решил, что кто-то развел костер, хотя в этом доме во всех квартирах камины. Или где-то пожар.
Открыл форточку и выглянул. По комнате пронесся странный ветер, будто ожидал, когда я открою окно.
Я захлопнул форточку. Запах усилился.
В кухне что-то шумело, словно ветер, пойманный в форточку, никак не мог найти выход.
Я открыл дверь.
Кухня полыхала.
Языки пламени, как неумелый маляр, лизали белые стены, оставляя черные жирные мазки.
У меня начался приступ кашля. Дым и газы разъедали горло. И как назло, домашний телефон в кухне. Лихорадочно попытался вспомнить какую-нибудь инструкцию – что делать? Звонить, гасить, спасаться? Я не мог сообразить, где оставил мобильник! Видимо, уже начали действовать ядовитые газы. Звонить в пожарную службу, найти воду, погасить… спасти компьютер!
Я уже задыхался от кашля. Горячие газы поднимаются вверх, сообразил я, встал на колени и пополз в спальню. Почему-то казалось, что лицо у меня мокрое.
Пол наклонился, контуры предметов расплылись…
Больше я ничего не помню.
Спокойный голос акушерки: у вас родился сын. Беньямин. Мы с пятилетней Лиллан едем в больницу – я умудрился в ее день рождения прищемить ей палец подвальной дверью. Наше обручение с Сесилией… ее прическа. Похожа на ангела.
Волны воспоминаний. Даже не воспоминаний – видений. Тихая радость.
Я не знаю, как они сумели меня вылечить. Говорят, несколько дней был без сознания. Ожоги не такие сильные, в основном первой степени, на руках кое-где второй. Сказали, что самое опасное – ингаляционные, как они назвали, повреждения. Я надышался дыма и ядовитых газов. Завернули в чистые белые простыни, дали внутривенный наркоз… ожог слизистых, обезвоживание. Много чего.
Проснулся я в паутине прозрачных шлангов.
«С вашей семьей все в порядке. Жена и дети живут в отеле».
Питье через соломинку. Чуть не насильно.
Однажды я почувствовал, что в палате кто-то есть. Кто-то сидит у моей койки.
Сесилия. Она протянула мне стакан с соком.
Мы не обменялись ни словом, да я и не мог говорить из-за повреждений гортани. Но и не только гортань… я просто не решался объяснить, что произошло. Себбе организовал поджог. Сказал же когда-то в гимнастическом зале: не стоит со мной собачиться. И подтвердил. Не стоит.
Я опять провалился в сон. Или бред – трудно определить. Не знаю, долго ли сидела Сесилия у моей койки.
Когда я проснулся, она была рядом – даже не знаю, уходила ли? Или так и сидела все время? И сколько я спал?
На стене в палате висела репродукция, изображающая лесное озеро. Закат – солнце окрасило небо в красно-оранжевый цвет. Не знаю… кого-то этот пейзаж, наверное, успокаивал, но я сразу вспомнил полыхающую кухню.
– Твой компьютер был открыт, когда я вошла в квартиру.
Я не понял, о чем она говорит.
– Он был открыт, – повторила она. – Я видела.
Я похолодел. Ощущение, будто сорвался с обрыва и лечу неизвестно куда. Закрыл глаза и отвернулся.
Она видела мой компьютер. Есть, конечно, надежда, что она имеет в виду таблицы «Эксель» с сомнительной бухгалтерией, но что-то подсказывало – нет. Не только «Эксель». Самое страшное – видеофильмы из усадьбы.
Может, она и поняла, чем я занимаюсь в последний год. В какое дерьмо я вляпался. Я был готов все рассказать. Но как объяснить эти проклятые фильмы?
– Это они подожгли квартиру.
Больше я не смог выдавить ни слова.
…В тот же вечер, когда Сесилии уже не было, ко мне подошла дежурная сестра.
– Вам звонит мужчина, Себастьян, как он представился. Вы в состоянии с ним поговорить?
Телефон висел на тумбочке рядом с койкой.
– Слушаю, – с трудом произнес я.
– Матс… ты помнишь, что я тебе сказал когда-то? – нежно спросил Себбе.
– Я и не собирался с тобой собачиться. Занял деньги на несколько недель – что за проблема? Ты слышал про «Гамбро»?
– Надеюсь, ты понимаешь теперь, как я действую в таких случаях, дружок. А ты сам-то слышал?
В его голосе было что-то странное. К тому времени я его достаточно хорошо знал – когда Себбе в ярости, он никогда не говорит так спокойно и даже ласково. К тому же это неожиданное «дружок»…
– Что я должен был слышать?
– Микаэла мне объяснила. Какие-то ловкачи… акционерное общество «Индап», дочка «Инвестора», предложило за акции «Гамбро» сто пятнадцать крон за штуку. Этот опцион, или как там его называть, в общем, то, что ты купил на мои деньги, сегодня стоит шесть миллионов. Ты гений. Фантастично, – добавил он по-сербски.
Я почувствовал себя легким, как облако. Как дымок от потушенного пожара…
– Я готов забыть про твою выходку, если будешь держать язык за зубами… по поводу поджога и прочего… Договорились?
Сесилия пришла на следующий день. Уже не надо было гадать, что именно она видела в моем компьютере, – прямо спросила, откуда взялись эти видео и фотографии. Решила, что мне нужна помощь психиатра, пока дело не кончилось бедой. Короче, уверилась, что я педофил.
Сидела на краю койки и говорила намеками.
– Когда? – и надолго замолкала.
Или:
– Матс?
И опять молчание.
Я не мог говорить с ней об этом. Невозможно. Рассказать – все погибло.
Время шло. В соседней палате кто-то включил телевизор.
Зашла сестра, принесла лекарства, проверила повязки и исчезла.
Не успела закрыться дверь, Сесилия наклонилась ко мне.
– Если ты не объяснишь, в чем дело, я передам твой компьютер в полицию, – прошептала она.
Я сделал вид, что сплю. Но был почти уверен: она знает, что я притворяюсь.
Остальная часть памятной записки представлена в отдельном документе.
Стены камеры: стоит дотронуться, тут же кажется, что все тело покрывается сеткой кракелюр, как на старинных холстах. Пол ледяной. Он лежал, свернувшись, на зеленом клеенчатом матрасе. Тошнило – вот-вот вырвет. И отвратительная, сосущая пустота в животе. Матрас сантиметров пять толщиной. Не больше.