Книга Тайники души - Линн Остин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пыталась понять, что все это значит для детей и меня, но, услышав об ужасных секретах семейного прошлого, не могла мыслить здраво.
Мне показалось, что я задыхаюсь в маленьком сарае. Я встала на топчан и открыла окно, чтобы впустить немного воздуха.
– Вы думаете, Лидия изменила завещание Фрэнка, перед тем как попыталась его убить? – спросила я, опять садясь рядом с тетей.
– Ну что ж, если по завещанию Фрэнка теперь все отходит Мэтью, то да. Думаю, она просто заменила два документа: она же рассказывала, что нашла старое завещание в мусорной корзине. Наверное, Лидия подразумевала именно это, говоря, что все исправила и Мэтью может возвращаться.
– Но почему Фрэнк так и не заметил подмены?
Тетя Батти пожала плечами.
– Как часто люди копаются в своих старых бумагах? Или перечитывают собственное завещание? Фрэнк был уверен, что прежнее завещание уничтожено, а новое вступило в силу. Он был убежден, что все унаследует Сэм.
В комнату залетел ветер, принеся с собой сладкий запах свежей соломы. Впервые с тех пор, как мне стало известно от поверенного о завещании Фрэнка, я увидела проблеск надежды.
– Тетя Батти, вы поедете со мной в город и расскажете мистеру Уэйкфилду о том, что на самом деле произошло? Может быть, он вспомнит, как составлял второе завещание? Может быть, увидит, что старый документ был скомкан, а затем разглажен?
– Мне жаль тебя разочаровывать, лапочка, – ответила тетя, взяв мои руки в свои, – но Фрэнк очень постарался похоронить правду вместе с Лидией. Никто нам не поверит, потому что никому неизвестно, что Мэтью не его сын. Мы с тобой – просто старая сумасшедшая свояченица Фрэнка и интриганка невестка. Кроме того, это единственное законное завещание, когда-либо найденное, официально заверенное и подписанное, и мистер Уэйкфилд ничего не сможет сделать, кроме как потребовать его исполнения.
– Значит, мне нужно ждать, пока найдут Мэтью?
– Думаю, это самое мудрое решение.
– Но что будет делать Мэтью? Здесь все принадлежит ему. Думаете, он все у нас отнимет?
– Не знаю, – вздохнув, ответила тетя. – Это зависит от того, насколько он изменился за последние четырнадцать лет и чем он занимался все эти годы. Когда-то Мэтью любил это место, но и Сэма он тоже любил. Может быть, он согласится сделать тебя совладелицей…
Женщина нагнулась и раскрыла матрас, который мы бросили. Я взяла пучок сена и засунула его внутрь. Если бы только я знала, кто такой Гейб, был ли это на самом деле Мэтью. Если бы я только знала, что делать дальше…
* * *
Я даже не заметила, что лето уже в разгаре. В садах было столько работы, что мне некогда было волноваться о Мэтью Уайатте. Сборщики урожая, всегда работавшие на Фрэнка, пришли собирать вишни сорта «монморанси», затем персики, груши и яблоки.
В тот год было так много безработных! Каждое утро они становились в очередь, умоляя разрешить им собирать вишни. Городские ребята говорили, что готовы работать за кварту молока или дюжину яиц, за какие угодно продукты питания. Я благодарила Господа за то, что, пока мы живем на ферме, мои дети всегда будут сыты.
Гейб отлично справлялся: обучал новичков правильно собирать фрукты, разрешал споры, возникавшие между ними и опытными сборщиками.
В конце ряда деревьев он поставил для меня стол, а тетя Батти показала, как вести учет, записывать имя сборщика и количество ящиков, чтобы правильно расплатиться в конце дня.
Собранный за день урожай мы складывали в телегу, затем запрягали лошадей и ехали с Гейбом на оптовый рынок продавать вишни.
Я никогда прежде не была на этом рынке. Сначала мы понаблюдали, что делают другие оптовики, затем встали в очередь и заплатили за въезд. Покупатели подходили, рассматривали вишни и предлагали очень низкие цены, ссылаясь на экономический кризис. Гейб торговался, отказываясь уступать, и постепенно все разошлись, так ничего и не купив. Я начала волноваться.
– Соглашайтесь на их цену, Гейб. Это все, что мы можем сделать.
– Нет! Я не позволю, чтобы вас надули! – Он казался жестким и неуступчивым, как все фермеры, и очень сильно отличался от тихого Гейба, к которому я привыкла. – Эти вишни самого высокого качества. Если мы не продадим их здесь, уверен – за те же деньги, что предлагают эти ворюги, сможем продать на бирже. Я убежден, что мы должны стоять на своем.
Рынок уже закрывался, когда один из покупателей наконец согласился на цену Гейба. С чувством невероятного облегчения мы покатили телегу к его складу и выгрузили все ящики.
Я чувствовала себя как выжатый лимон, а ведь это был лишь первый день продажи и первый сбор, а впереди – сезон и огромный урожай.
– Не уверена, что мои нервы выдержат все это, – сказала я Гейбу, когда мы ехали домой. – Я не умею блефовать.
Он засмеялся.
– Привыкнете. Секрет в том, чтобы не показывать, как сильно вы хотите продать свой товар. Вы должны делать вид, будто вам все равно.
– Ну что ж, вы действительно хороший актер. – Я не сводила глаз с дороги, боясь посмотреть на Гейба и чувствуя на себе его взгляд. – Во время этого представления вы напоминали скорее бродягу-коробейника, чем писателя.
– Иногда журналисту нужно быть немного актером, особенно если он работает внештатно, как я. Редакторы очень похожи на покупателей фруктов: зачем платить больше за то, что можно получить за более низкую цену?
Гейб пошевелился на сиденье, и я почувствовала, как он коснулся меня.
– Ну что ж, вы выторговали отличную цену, и я вам благодарна. И хочу, чтобы вы взяли часть этих денег в качестве зарплаты.
– Нет, не нужно. Я все еще не выплатил вам долг за спасение моей жизни.
Я глянула на него и быстро отвернулась.
– Тот долг давно оплачен.
– Я так не думаю. Я все еще ваш должник.
Его упрямство раздражало меня.
– Послушайте, это неправильно: работать так тяжело и при этом бесплатно.
– Не могу сказать, что работаю бесплатно. – Голос Гейба также звучал раздраженно. – Не забывайте, вы не только спасли мне жизнь, но и дали крышу над головой и еду, а это гораздо больше, чем сейчас имеют многие.
– Будьте благоразумны…
– Я весьма благоразумен! Это вы не благоразумны! Вы… – Гейб запнулся, покачал головой и тихо засмеялся.
– Что тут смешного? – спросила я.
– Когда речь заходит об ослином упрямстве, как вы это однажды назвали, мы с вами друг другу не уступаем.
Он так мягко произнес слова «мы с вами», как будто они были священны.
По звуку его голоса я поняла, что Гейб повернулся и смотрит на меня, но не поднимала головы и не сводила глаз с лошадей.
Мы сидели рядом на телеге опасно близко друг к другу, и я знала, что если еще раз загляну в глаза этого мужчины, то опять захочу его поцеловать и пропаду. На этот раз Жмурка не подоспеет, чтобы спасти меня. Как я могла так сильно любить кого-то и одновременно так бояться?