Книга Изгой - Сэди Джонс

Льюис не видел свою маму девять лет. Он исключил из своего сознания ту часть себя, которая скучала по ней, как и ту, что помнила ее, и поэтому, когда она вышла к нему из-за деревьев, это был настоящий взрыв воспоминаний — больше, чем просто неожиданность. Прошло уже очень много времени с тех пор, как он видел ее в последний раз, а сейчас она шла к нему своей обычной походкой. На ней было платье с короткими рукавами, с розовым рисунком на зеленом фоне. Видимо, он лежал на земле, потому что, когда она подошла, то присела, чтобы быть ближе к нему. Он видел ее щеку и сколотые сзади каштановые волосы. Он всматривался в ее лицо. Теперь он понял, что у них с ней глаза одного цвета. Раньше он этого не замечал. Было достаточно светло, чтобы он мог хорошо видеть ее, хоть это было ему и непонятно, потому что по-прежнему стояла ночь. «Наверное, все дело в звездах», — подумал он. Небо было ими просто усеяно.

Она взяла его за руку; ее руки были твердыми, ему всегда нравилось, что они у нее сильные, а вовсе не хрупкие. Она держала его за руку, его мама, и, склонившись над ним, смотрела на него. На ней было ее жемчужное ожерелье, которое свесилось и стало раскачиваться, когда она наклонилась к нему. Она поцеловала его в лоб. Затем она снова выпрямилась, она выглядела счастливой и совершенно нормальной.

Она не уходила; она ждала вместе с ним, а он слишком устал, чтобы продолжать смотреть на нее, хотя ему и хотелось этого, и поэтому закрыл глаза. Она еще подержала его за руку, а потом забрала свою руку, а когда он проснулся, вокруг пели птицы, выпала крупная роса, и сбоку сквозь деревья пробивались лучи поднимающегося солнца.

Небо было пронзительно голубым.

Он встал. Он замерз и чувствовал себя неприятно в своей одежде, пропитанной потом, росой и грязью. Он стоял у воды и слушал пение птиц; это были голоса черных дроздов и еще множества каких-то пичуг, которых он не знал. Ему было не по себе, он чувствовал себя грязным, поэтому разделся и вошел в реку. Вода была ледяной, и, едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть, он немного поплавал, разогреваясь, затем погрузился под воду с головой, вынырнул, отряхнул воду с волос и умылся. Он попил немного прямо из реки. Вода была чудесной на вкус, холодной и мягкой. Он надеялся, что она достаточно чистая для питья и он не заболеет от этого.

Он поднял с песка свою рубашку, постирал ее, выкрутил и повесил на дерево сушиться в низких лучах восходящего солнца. Он надел брюки и постарался отряхнуть их от листьев и грязи. После купания повязка у него на руке намокла, но кровь через нее не проступала.

Он почувствовал, что голоден. В заднем кармане брюк лежал кошелек, но Льюис решил, что это плохая идея — идти в свою деревню, да и вообще в любую другую. Он пересчитал свои сигареты. Их было шесть, не так уж много. Он закурил одну; пальцы у него были влажными и оставили на бумаге мокрый след.

Льюис замерз, поэтому вышел на солнышко, вытирая мокрые руки о свои брюки; он стоял и курил, и думал над тем, что ему делать. От холода все стало ясным и четким. Он должен вернуться. Но при этом надо постараться не дать себя поймать.

Он надел свою влажную рубашку и снова пошел через лес. Ранним утром воздух был свеж, и лес выглядел очень красивым. Он все шел, а рубашка на нем начала быстро высыхать.

Глава 11

Льюис расположился среди ветвей большого дуба, растущего в пяти метрах от опушки леса; оттуда ему был хорошо виден дом Дики Кармайкла.

Зато его никто не видел, а ветка, которую он выбрал, была достаточно широкой, чтобы он мог удобно сидеть на ней, опираясь спиной о ствол и согнув ноги. Так что он мог спокойно наблюдать за домом. Он нервничал, в основном из-за того, что его могли обнаружить, но дерево скрывало его, да и никто не приходил на этот край участка, где ничего не было посажено. День он коротал, куря сигареты, наблюдая и размышляя. В понедельник он должен быть в Кенте для прохождения воинской службы. Сегодня была пятница.

Рано утром почти ничего не происходило. Вышел садовник и прополол клумбы возле дома, и это было хоть каким-то разнообразием для Льюиса; примерно в десять уехал Дики. Льюис слышал, как хлопнула парадная дверь, видел, как его «роллс-ройс» подкатил к дому, а затем уехал по аллее. После этого он немного расслабился и почти не думал об этом доме — если не считать того, что он ожидал увидеть здесь Кит. Он отпустил свое сознание.

Льюис думал о Дики. Он подумывал о том, чтобы убить его, но также пытался сообразить, как должен рассуждать такой человек. Он удерживал себя от того, чтобы начать представлять, как именно Дики бил Кит, потому что ему необходимо было оставаться спокойным и рассудительным, но зато он позволил себе думать о других вещах: какие оправдания Дики находил для самого себя и как ему удавалось держать все это в тайне. Он вспомнил, как Кит рассказывала ему, что никогда никому не говорила об этом, вспомнил о ее ужасных синяках. Она была очень гордой, и ему нравилась эта ее черта, но это была глупая гордость: она ни у кого не просила помощи, тогда как ее отец длительное время избивал ее. Он представлял ее в школе и думал, кому бы она могла рассказать об этом там, но потом решил, что если она такая же, как он сам, то, скорее всего, никому. Рассказывать о таких ужасных вещах просто невозможно, он знал это по себе. Он решил, что она почему-то стыдилась этого, но ему очень хотелось, чтобы это было не так. Очаровательная девушка не должна была испытывать таких чувств. Он думал о том, что Дики сделал с Тамсин. Он не видел Тамсин после той их встречи в лесу и не особенно интересовался ею, но она не заслуживала того, чтобы ее били, и он надеялся, что она все-таки не очень пострадала. Он вспомнил ее голубые туфельки, оставшиеся лежать в пыли после того, как она убежала от него. Тогда он был зол на нее, но это больше не имело никакого значения. После того как он раскусил ее, она его больше не интересовала. Тогда в голове у него не было ясности. Сейчас все стало намного понятнее.

Послышался телефонный звонок, и через какое-то время подъехал небольшой фургончик, который был отослан к задней части дома. Льюис слышал, как шум мотора отдалился, а потом снова возник во дворе возле конюшен. Он закурил уже третью сигарету, а через несколько минут в сопровождении дворецкого и Клэр появились рабочие, которые начали осматривать поврежденные окна. Частично стекла в них были разбиты, а свинцовые переплеты местами погнуты. Сначала Льюис прятал свою сигарету за дерево — ему казалось, что огонек сигареты легко заметить, но потом он убедился, что его не видно, и стал наслаждаться возможностью наблюдать за всем этим из своего укрытия. Он уже сожалел, что паниковал и прятал огонек сигареты. Их у него оставалось еще три. Приближалось время обеда, но ему не хотелось думать о еде. Он наблюдал за тем, как из-за угла вынесли оконное стекло, как разрезали его и подогнали по раме. Ему хотелось увидеть Кит, хотелось, чтобы она вышла из дома. И тут она действительно появилась, словно услышала его.

Она была с книгой и яблоком, а под мышкой держала котенка, который сразу же убежал, как только она опустила его на землю. Она спустилась по ступенькам террасы и пошла в его сторону, затем остановилась, легла на живот на траву и начала читать, покачивая согнутыми в коленях ногами и время от времени откусывая от яблока. Позади нее суетились рабочие, а она лежала на солнышке и читала в каких-то двадцати метрах от Льюиса, и он мог свободно наблюдать за ней.