Книга Употреблено - Дэвид Кроненберг

Мацуда взял книгу с полки, не глядя на нее, нервно покачал в руке, будто взвешивая.

– Никакой действительности вы там не увидите, – сказал он и повернулся к Юки с встревоженной, натянутой улыбкой. – Как это ни странно, дом принадлежит японскому обществу врачей-энтомологов. Зачем им понадобился этот дом, ума не приложу, но философу, как я понимаю, общество предоставило его в знак уважения – факультет философии Тодая все устроил.

Он отвернулся и, кажется, собрался уйти, запамятовав, что все еще держит книгу в руке, повернулся обратно, поставил ее на место и пробормотал:

– Философ вообще-то интересовался использованием энтомологического оружия в Китае во время Второй мировой войны, уж не знаю почему. – Мацуда сокрушенно покачал головой. – Когда самолеты сбрасывали зараженных язвой блох и мух на ничего не подозревающее население. Говорил, что в Северной Корее по сей день убеждены, будто бы во время их войны с Югом американцы договорились со своими новыми союзниками-японцами и доставили японское энтомологическое оружие на Корейский полуостров. Странное совпадение.

Рассказ обо всех этих перипетиях заворожил Юки, она уже размечталась, как напишет потрясающий материал, который будет иметь международный резонанс, – если только поймет, что тут к чему.

– Профессор-сан, вы полагаете, между тем, что дом арендован у энтомологического общества, и внезапным исчезновением наших коллег есть какая-то связь? Но какая?

Мацуда не улыбнулся.

– Это дело вы тоже превратите в пропагандистский балаган?

Обычно Мацуда не был таким прямолинейным и даже злопамятным, и Юки восприняла его резкость как свидетельство того, что история с исчезновением Аростеги сложнее и неприятнее, чем кажется, и выходит за рамки скандального бытового убийства во Франции. Наоми мертва, тут же решила Юки, Аростеги убил ее, но по каким-то другим причинам, не имеющим отношения к сексу или психическим отклонениям. По каким, Юки не могла предположить.

– Я просто хочу найти свою подругу, – сказала она.

И вот Юки стояла перед распахнутыми воротами дома Аростеги и фотографировала его, как туристка, которая на съемочной площадке Universal Studios в Голливуде снимает декорацию мотеля Бейтса из “Психо” (такой туристкой она была однажды, во время приключений Наоми в Санта-Монике), – ассоциация не из приятных. Новый фотоаппарат Юки – Sony RX1 – считался особенно подходящим для съемки в условиях низкой освещенности, и Юки не терпелось его испытать, однако она дождалась утра после “случайной” встречи с Мацудой, и лишь когда рассвело окончательно и бесповоротно, отправилась в дом Аростеги. Но едва она, запечатлев замусоренный сад перед домом, открыла незапертую входную дверь, как со всех сторон ее обступила темнота, так что вскоре она выставила максимальную диафрагму f/2.0 и начала фотографировать в режиме Auto ISO, причем иногда значение светочувствительности достигало 6400 единиц при наиболее предпочтительной для камеры выдержке затвора в 1/80 секунды. Максимально допустимое значение диафрагмы, обеспечивающее максимально необходимую глубину резкости. Они с Наоми шутили по поводу сексуальности диафрагм, говорили, что нужно написать монографию о символике и культурной релевантности фотомеханики – в сексуальном контексте – вот, скажем, затемнение 35-миллиметровой линзы изящной фиксированной диафрагмой с девятью лепестками до значения f/16 ассоциируется с упражнениями Кегеля для повышения тонуса мышц промежности. И еще много чего узнала Юки от своей подруги о фотографии, а теперь ей нужно использовать эти знания, чтобы запечатлеть дом Аростеги; фотоаппарат будто впитывал царившую здесь гнетущую, безысходную атмосферу, обычную для японского мегаполиса и вполне соответствовавшую ее внутреннему состоянию, вдыхал через диафрагму, чтобы потом выдохнуть в квартиру Юки – через снимки, которые она откроет на экране своего компьютера.

35-миллиметровый объектив дает не самый большой угол обзора – для архитектурной съемки он, конечно, не годится, поэтому Юки, которая хотела запечатлеть каждый кубический метр и ничего при этом не тронуть, стала склеивать кадры в режиме панорамы, пытаясь хоть отчасти передать ощущение тесноты и ограниченности пространства, а время от времени переключалась, проворачивая среднее кольцо великолепного объектива Carl Zeiss, на режим макросъемки и фиксировала малейшие детали в надежде, что, придя домой, рассмотрит все повнимательнее и сможет приблизиться к разгадке непостижимого исчезновения двух таинственных гайдзинов. Не похоже, чтобы в доме проводили профессиональный обыск, хотя беспорядок, конечно, был полнейший: выдвинутые ящики, открытые банки и тюбики, повсюду книги, бумаги, пустые пакеты из-под лапши и чипсов. С другой стороны, никаких электронных устройств в доме не нашлось, за исключением простенького телевизора с пультом ДУ и приставки к нему. Никаких компьютеров, айпадов, мобильных телефонов, жестких дисков, ноутбуков, никаких кабелей, зарядных и внешних устройств к ним, и вот это уже казалось ненормальным: выходя из дома, можно, конечно, взять с собой парочку электронных устройств, но не настольный компьютер, не факс (который все еще использовался в Японии в отличие от западных стран), не принтер.

Поднимаясь по лестнице, похожей на шкаф с выдвинутыми ящиками, Юки не могла унять паранойю. Вдруг сейчас из дверного проема на втором этаже выскочит Наоми и кинется к ней, зажав в поднятой руке разделочный нож, и вопли скрипок пронзят тишину хищными клювами, или выскочит сам Аростеги, втиснувшийся в платье Наоми, в съехавшем набок, как у безумной старухи, парике? И лучше бы уж так, подумала Юки, не обнаружив наверху никого и ничего. Благополучно добравшись до второго этажа, она сразу почуяла запах Наоми, увидела следы ее пребывания – нижнее белье и косметика валялись повсюду; то же самое Наоми оставила в квартире Юки – частички самой себя, и оставила неслучайно: она заявляла о своем существовании, метила территорию. Она говорила: я еще вернусь. Не забывай меня.

Юки ничего не знала о районе, где жил Аростеги, – сама по себе незапертая дверь могла быть делом обычным, однако, если принять во внимание паранойю, которая, судя по электронным письмам, охватила Наоми и с каждым днем усиливалась, это все-таки удивляло.

Выйдя из дома, Юки обернулась в последний раз, чтобы сфотографировать его с улицы, обнаруживавшей, как и сам дом, лишь дразнящие следы человеческого присутствия – велосипеды на откидных подножках с корзинками из проволочной сетки над передним колесом, связки деревянных досок разных размеров у дверей, растения в горшках, стоявшие тут и там вдоль узкой обочины, – но самих людей и след простыл.

Может быть, все дело было в доме – доме, принадлежавшем японским энтомологам и взятом в аренду беглым французским философом. Может быть, все дело было в нем.

“Хочу спросить тебя: где левая грудь Селестины? Оми”.

Сообщение Наоми плавало в бледно-зеленом диалоговом облаке в цепочке все более грозных серых туч, заключавших сообщения от Натана, желавшего знать, где именно она находится и кому принадлежит незнакомый японский номер, с которого она пишет. Наоми писала с мобильного – как-то она уже звонила ему с похожего номера, с телефона Аростеги (81 – код Японии, 090 – код оператора), и, вероятно, это тоже телефон Аростеги или, может быть, подруги Наоми Юки, но пока Натану не написали ничего более конкретного, он не был уверен, что эсэмэска действительно от Наоми.