Книга Обретение крыльев - Сью Монк Кид

Я взяла новый лист бумаги.

19 января 1827 года

Дорогая Подарочек!

Сердце мое переполнено нежностью. Пытаюсь представить тебя с Шарлоттой и новой сестрой и не могу вообразить твои чувства. Я рада за тебя. В то же время грустно при мысли о шрамах твоей матушки и обо всех ужасах, которые ей довелось пережить. Но не будем думать об этом, а лишь о том, что вы теперь вместе.

А знаешь, однажды, когда мы были детьми, Шарлотта заставила меня поклясться, что когда-нибудь я сделаю все от меня зависящее, чтобы освободить тебя? Мы стояли около поленницы дров, в которой жил совенок. Помню все, словно это было вчера. Могу сейчас признаться, что именно поэтому научила тебя читать. Я говорила себе: чтение – та свобода, которую я могу тебе дать. Прости меня, Подарочек. Жаль, я не смогла лучшим образом выполнить клятву.

Я по-прежнему храню серебряную пуговицу, которую выбросила, а ты подобрала. Пишу тебе, а она лежит рядом с чернильницей, напоминая о моей судьбе, которая, как я считала, ждет меня. Как объяснить подобную уверенность? Я просто знаю это так же, как и то, что внутри каждого желудя скрывается дуб. Всю жизнь меня одолевает желание вырастить семечко. Я приучила себя к мысли, что стану юристом, – может, потому, что вдохновилась примером отца и Томаса, но этого не произошло. А теперь я мечтаю стать квакерским пастором. Надеюсь, это даст мне возможность совершить то, что я пыталась сделать в день своего одиннадцатилетия, когда тебя столь бесчеловечно подарили мне как вещь. Это позволило бы мне заявить всем, кто захочет слушать, что я не могу принять… что мы не можем принять рабства, с ним пора покончить. Вот для чего я родилась – не для священства, не для юриспруденции, а для отмены рабства. Я осознала это лишь сейчас, но именно это дерево заключается в желуде.

Передай своей матушке: я рада, что она наконец тебя нашла. Привет от меня твоей сестре.

Я потерпела неудачу во многих вещах, даже в любви к тебе, но я по-прежнему считаю тебя другом.

Сара.

Подарочек

Всю зиму матушка просидела у камина на кухне, ничего не делая. Она немного поправилась, но у нее случались приступы тошноты, и приходилось начинать все сначала. Матушка говорила, что я всегда подхожу к ней с куском лепешки.

У нас было много свободных помещений для рабов, но мы трое оставались вместе в подвальной комнате. Гудис принес из детской маленькую кровать, мы втиснули ее рядом с большой и спали под рамой для лоскутных одеял как три горошинки в стручке. Скай как-то спросила, что это за деревяшка, прибитая гвоздями к потолку?

– Ты никогда не видела раму для лоскутного одеяла? – удивилась я.

– А ты никогда не видела рисового поля, – ответила мне матушка.

Она по-прежнему не хотела рассказывать о том, что с ней случилось.

– Что прошло, то прошло, – говорила.

Но почти каждую ночь она просыпалась и бродила по комнате, и тогда не было похоже, что «все прошло». Я поняла, что лучшим лекарством для нее станет иголка, нитка и кусок ткани. Однажды сказала ей, что мне нужна помощь, и вручила рабочую корзинку. Когда я вернулась, иголка так и сновала у нее в руках.

Труднее всего оказалось найти работу для Скай. За стирку она не взялась бы даже под страхом смерти. Я попросила Сейба приставить сестру к уборке дома и сервировке чая вместе со мной и Минтой, но госпожа заявила, что с ее внешностью только гостей отпугивать. После этого Скай отправили на кухню, но она доводила Тетку до умопомешательства бесконечными рассказами о кроликах, которые могли перехитрить лисиц и медведей. В конце она обычно садилась на крыльцо и пела на языке галла одну и ту же песню, бесконечно повторяя ее: «Если не знаешь, куда идешь, должен знать, откуда пришел».

Однажды на исходе зимы в парадную дверь постучали и вошел адвокат мистер Хьюджер, от холода отбивая дробь ногами. Он вручил мне шляпу, а Сейб пошел за госпожой.

Я бросилась в комнату Нины, она готовилась к занятиям, которые проводила в церкви.

– Скорей, иди посмотри, зачем позвали твою матушку, – попросила я. – Пришел мистер Хьюджер…

Не дослушав, она вылетела из комнаты.

Я притаилась за закрытой дверью гостиной, но разговора не разобрала, лишь отдельные слова. Пенсия… Банк… Банкротство на рынке хлопка… Пожертвовать. Часы пробили десять. Их бой заполнил весь дом, и, когда он утих, я услышала, как госпожа произносит слово «небо» («скай»). Конечно, она могла говорить о голубом небесном своде, но я чувствовала: речь о моей сестре.

Я прижалась ухом к двери. Пускай Сейб застукает меня и прогонит. Мне наплевать.

– Ей тринадцать, у нее нет никаких навыков ведения домашнего хозяйства, но она сильная, – говорила госпожа.

Мистер Хьюджер бубнил что-то о повышении цен, о продаже весной, когда на плантациях начинаются посадки.

– Нельзя отрывать Скай от матери! – прокричала Нина. – Это бесчеловечно!

– Мне это тоже не нравится, – согласилась госпожа. – Но надо реально смотреть на вещи.

У меня перехватило дыхание. Я закрыла глаза, не желая смотреть на этот жестокий мир.

Матушка сидела в кухонном корпусе одна с корзинкой на коленях. Я опустилась на корточки рядом с ней:

– Госпожа собирается весной продать Скай. Надо найти любой способ оставить ее здесь.

– Продать? – Она ошеломленно взглянула на меня, потом зажмурилась. – Мы проделали такой долгий путь не для того, чтобы продали мою девочку. Чтоб мне провалиться на месте.

– Должна же Скай хоть что-то хорошо делать!

Из моих слов выходило, что Скай туповата, и матушка рассердилась:

– Не смей так говорить! У твоей сестры ум Денмарка. – Она покачала головой. – Он ее отец, и полагаю, ты это сообразила.

– Угу, сообразила. – Мне показалось, настал подходящий момент, чтобы сказать ей. – Денмарк, он…

– Нет ни одного раба, который не знал бы, что с ним случилось. Мы услышали об этом по пути в Бофорт.

Я промолчала о том, что видела, как его повесили на дереве, но рассказала все остальное. Начала с церкви, где мы пели «Иерихон». Поведала матушке о работном доме, о моем падении с колеса и об искалеченной ноге. А также о том, что Денмарк опекал меня и называл дочерью.

– Я выкрала для этого человека форму для отливки пуль, – завершила я свой рассказ.

Матушка крепко прижала пальцы к векам, чтобы остановить слезы. Когда открыла глаза, я увидела, что они покрыты сеточкой красных линий.

– Один раз Скай спросила меня, кто ее папа, – призналась матушка. – Я сказала, что он был свободным чернокожим из Чарльстона, но уже умер. Это все, что она знает.

– Почему же не сказала правду?