Книга Абсурдистан - Гари Штейнгарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрел на этих муравьев, о которых он говорил, но едва их видел, поскольку солнце слепило мне глаза. О чем он говорит? Дюма был плохим французским писателем. Ущелье — это ущелье. Сево и свани — не муравьи. Горбиград разрушат, потом отстроят.
— Зачем же людям разбиваться насмерть, пытаясь выбраться из Горбиграда? — спросил я.
— Потому что Нанабрагов и Дебил Канук обстреливают их ракетами. С крыши моего гребаного отеля. Вы знаете, что это сделает с репутацией отеля «Хайатт»?
— Я думал, что эти разбомбленные люди будут жить у своих родственников в сельской местности.
— Она полностью в осаде. Границы закрыты федеральными силами и войсками ГКВПД. Ваши так называемые разбомбленные люди умрут от голода.
— Откуда вы про это знаете? — спросил я.
Зартарьян отвернулся от меня. Я сосредоточился на всех его недостатках: ранней лысине, тесных брюках, облегавших обезьяний зад, и изгибах небольших бедер. Под таким углом, сутулый, с узкими плечиками, он выглядел еще менее приспособленным для физического существования, чем я.
— Алеша-Боб рассказал мне о вас, Миша, — сказал он. — Рассказал о вашем детстве. И о вашем отце.
Я презрительно фыркнул.
— У меня было чудесное детство. Мой папа делал кораблики из туфель. Мы мочились на собаку. Оставьте в покое мое детство.
— Вам нужно остановиться, Миша, — сказал он. — Вам нужно прекратить попытки улучшить здесь жизнь. Вам нужно забыть о ГКВПД.
— Убирайтесь отсюда к чертовой матери, Зартарьян, — ответил я. Но после его ухода достал свой мобильник и нацелил его в небо. Мне нужно было поговорить с Алешей-Бобом. «Уважаемый владелец мобильного телефона, — хрипло произнес по-русски женский голос, — ваша попытка соединиться была безуспешной. Больше ничего нельзя сделать. Пожалуйста, отключитесь». Я начал дрожать и икать. Мир «Парк Хайатт» города Свани плыл вокруг меня: «крылышки бизона» барабанили по бутылкам с виски, цветастые покрывала отражали лунное сияние Си-эн-эн, а где-то вдали бедно одетые, изнемогающие от жары люди разыгрывали свои незначительные драмы.
Мне нужен был Алеша-Боб. Я хотел, чтобы мы взялись за руки, как арабы, — так мы делали, когда шли по бульвару Национального Единства, мимо парфюмерных магазинов и ирландских пабов, пустых грузовиков «КБР» и бронетранспортеров.
Но хриплая русская женщина была неправа. Определенно еще можно что-то сделать.
ПРОЧЬ, ИДЕИ
На следующее утро меня разбудил в десять утра шум ракет «Град», которые запускали прямо над моей сонной головой. «Да уж, — подумал я, — хорошее начало моего первого дня в качестве министра мультикультурных дел ГКВПД!» Я надел свой лучший костюм, позавтракал в баре «Белуга» омлетом с осетриной и вышел на улицу.
Ребята из ГКВПД, которые прежде отвозили меня на обед к мистеру Нанабрагову, ждали меня в моем служебном «вольво». Кажется, их звали Тафа и Рафа, но это звучит как-то неестественно. Они были умственно отсталые — это уж точно. Всю поездку на Террасу Сево они занимались тем, что обращались ко мне на «ты», как будто я был их приятелем, и болтали о том, как бы выглядела одна юная американская поп-звезда, если бы ее как следует подпоить. Я готов был схватиться за кнут.
Государственный комитет по восстановлению порядка и демократии размещался в бывшем Доме советов на высоком утесе, с которого открывался вид на осьминога Ватикана Сево. Это здание было очень похоже на замок в долине Рейна, и его действительно построили в сороковые годы немецкие военнопленные. Это был явно их стиль. Это было единственное здание советской эпохи, которое не выглядело так, словно на него непрерывно гадили стаи чаек в течение последних пяти десятилетий. На пыльной площади перед этим домом рабочие высекали статую Сакхи Демократа, который в одной руке держал факел, а в другой — крест сево. Его академическая бородка была очень коротко подстрижена, а лицо было сияющим и полным надежды, как будто он только что выиграл билет на бесплатную покупку в «Веке 21».
— Ну что же, по крайней мере, у него в руке факел, — пробормотал я, ни к кому не обращаясь. — Это демократично.
Мистер Нанабрагов показал мне мой кабинет — комнату размером с амбар, в которой было полно темного дерева и стеклянных шкафчиков, где выстроились бутылки с армянским коньяком, — типичная привилегия советского босса. На моей двери была перечеркнута надпись «Министр сево-израильских дел», и кто-то написал по-английски: «Министерство мультикульти». Мистер Нанабрагов указал на двенадцать совершенно бесполезных телефонов, стоявших на моем письменном столе, — их было больше, чем у кого бы то ни было, за исключением его самого, и почти столько же, как у Брежнева (я полагаю, его телефоны работали). Я сказал Нанабрагову, что вещь, которая мне действительно нужна, — это компьютер с выходом в Интернет. Он вздохнул и немного подергался.
— Что-то не в порядке, друг? — спросил я.
— Я сражаюсь с Наной, — ответил он. — Я хочу, чтобы она оставила свою службу в офисе «Америкэн Экспресс» и стала матерью ваших детей.
Я был посвящен в этот спор, когда Нана оседлала меня накануне ночью и мы не пользовались презервативом (какое влажное у нее влагалище, как возбужден мой khui). Она рассказывала мне о простоте своего отца.
— Дети — как пробки от шампанского, — сказал я мистеру Нанабрагову, похлопывая его по плечу. — Их нужно направить в сторону и выпустить.
— Я не понимаю, — признался мой потенциальный тесть. — Почему дети как пробки от шампанского?
— Ладно, добудьте мне Интернет, — заключил я.
Мы собрались в конференц-зале, где не было кондиционеров. Он был украшен покоробившимися панелями из дерева грецкого ореха и огромным флагом сево, на котором был изображен осетр, перепрыгивающий через нефтяную вышку на красно-зеленом фоне: красное означало кровь мучеников сево, а зеленое — цвет американских долларов. Люди, сидевшие вокруг стола, были те же, что и на обеде у мистера Нанабрагова, — за исключением Буби, который отсутствовал по причине отходняка. Они были в белых рубашках с короткими рукавами и серых шерстяных брюках. Их мобильники соседствовали с салатами и стаканами с газированной минеральной водой, а хозяева громко сплетничали на местном языке. Я как будто попал на ланч дамского клуба где-то в стране Синклера Льюиса — если бы не кровавый флаг, висевший над нами, нефтяные вышки, блестевшие за окном, и случайно донесшееся из мобильника американское слово «ПГПВС».
Заседание началось с обзора средств массовой информации. Согласно утверждению мистера Нанабрагова, с тех пор, как началась бомбардировка Горбиграда, Абсурдсвани фигурировал в тридцати четырех блоках новостей, и почти половина из них полностью была на стороне народа сево.
— Би-би-си-один — есть; Би-би-си-два — есть: «Немецкая волна» — есть… — говорил мистер Нанабрагов, слегка подергиваясь.
— А как насчет людей, которые прыгают в ущелье Александра Дюма? — перебил я его. — Как это выглядело?