Книга И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

— Это он.

Она протянула мне портмоне, в котором была фотография симпатичного молодого человека. Он стоял под пальмой в обнимку с Саммер. Идеальная фотография счастливой пары — такие всегда носят с собой. Наверное, свой новый имидж она придумала специально для него, для Калифорнии. Чтобы начать новую жизнь.

— Он немного старше. Окончил УКЛА пять лет назад, сейчас в аспирантуре. По-моему, хорошо, когда парень старше. Он взрослее и лучше к тебе относится.

Наверняка тот парень на фотографии относился к Саммер лучше, чем Кейси, Блейк, чем все остальные из списка в ее дневнике. И, к своему удивлению, я вдруг порадовалась за нее. Мне показалось также, что она перестала гнаться за опытом.

— Здорово, Саммер, — сказала я. — Я правда так думаю.

Она улыбнулась, и мы пошли к двери. Я открыла ее, в воздухе пахло костром.

— До свидания, — попрощалась Саммер и пошла вниз по лестнице.

Я слушала, как стучат по тротуару ее каблучки. Из кухни выбежал Шейн, я взяла его на руки, и мы вдвоем смотрели, как исчезает в темноте светлое пятно — пальто Саммер.

— Пока-пока! — махал ручонкой Шейн.

«Пока-пока!» — думала я почти в полной уверенности, что больше никогда ее не увижу. Впрочем, если все-таки однажды мы встретимся с ней на улице, то обойдемся вежливыми фразами вроде «Как дела?» и «Привет родителям», но в глубине души будем помнить о временах, когда дорожили друг другом.

Даже если мы не увидимся, я была рада, что сегодня состоялся этот разговор.

Глава 25

В Парсонс меня приняли. В феврале почтальон доставил толстый конверт. Меня просили принести свои работы и явиться на собеседование. Вскоре пришло еще одно письмо. Мама в нетерпении заглядывала мне через плечо, пока я его вскрывала.

«Уважаемая Ариадна, — говорилось в письме. — Добро пожаловать в Школу дизайна Парсонс. Выпуск состоится в 1992 году».

Мама ликовала, и я тоже. После моей встречи в мае с другом Джулиана мы обе тоже радовались как сумасшедшие. Он предложил мне работу на полставки в своем агентстве в деловом районе Манхэттена. Так я стала иллюстратором-стажером, и ни один из моих наставников — опытных художников — ни разу не сказал, что у меня нет таланта. Иногда люди в офисе показывали мне свои работы и спрашивали: «Ну как, Ариадна?» От мысли, что для кого-то важно мое мнение, я ощущала гордость куда большую, чем от полученной когда-то на Рождество цепочки с рубином. Случившееся заставило маму изменить свой взгляд на ценность связей — главное, говорила она, чтобы они ни к чему не обязывали.

Весь первый курс в колледже я работала, и вскоре снова пришло лето. Три дня в неделю я проводила в офисе и два — в реабилитационном центре. Адаму по-прежнему нравились картинки с горами и озерами.

В одну из августовских пятниц он спросил:

— У тебя все тот же парень?

Заполняя озеро кобальтовой синью, я отрицательно покачала головой.

— О, — произнес он, — ничего страшного, потом найдешь другого.

Я засмеялась, потому что он был прав.

На следующий день мы с родителями поехали на пикник пожарных на Манхэттен вместе с Эвелин, Патриком и мальчиками. День был теплый и солнечный, мы сидели на складных стульях вокруг уставленного едой стола. Я потягивала лимонад, когда ко мне подбежал запыхавшийся Киран и сказал, что хочет кое-что мне сообщить.

— Я видел твоего бывшего парня, тетя Ари!

— Тсс! — Эвелин схватила его за руку и, пихнув, усадила на стул.

Мама шикнула тоже, а Патрик не отрывал взгляда от гамбургера. Они, как обычно, заботились обо мне, однако я больше не нуждалась в защите. Я ничего не хотела от Блейка. Только встретиться с ним один последний раз, чтобы не появилось желание увидеть его снова.

— Где? — спросила я.

— Наверное, это был кто-то похожий на него, — сказала, закуривая, мама. — Ешь, Ариадна.

— Где? — настаивала я, глядя на Кирана.

— Там, на беговой дорожке, — отозвался папа.

Мы все уставились на него. Он сидел во главе стола и как ни в чем не бывало разглядывал свою тарелку.

Я все-таки решилась обнять отца.

— Спасибо, папа, — прошептала я и получила в ответ объятие — совсем недолгое, но все же.

Пройдя через парк, я увидела Блейка. В черных шортах и серой футболке он нарезал круги на беговой дорожке. Я встала на краю асфальта и позвала его.

Блейк остановился. Обернулся, пошел ко мне, и я увидела его прекрасное лицо. Он повзрослел и выглядел скорее мужчиной, чем юношей.

— Ари! — Он неожиданно улыбнулся. Я не была уверена, захочет ли он говорить со мной после того, как я отказалась встретиться с ним в больнице. Но тогда я не была готова. — Как дела?

— Отлично, — ответила я, слегка нервничая, поскольку не знала, что сказать дальше.

— Классно выглядишь, — заметил он.

— Правда? — переспросила я, и Блейк засмеялся, словно я ничуть не изменилась. Но он ошибался.

Он поинтересовался, поступила ли я в Парсонс. Я кивнула, а потом рассказала ему о своей работе, и он ни капельки не удивился.

— Не сомневался, что ты станешь художницей, — сказал он.

Я улыбнулась, потому что это была правда. Он всегда верил в меня.

— А ты чем занимаешься? — В глубине души я надеялась, что здесь, на беговой дорожке, он готовится к спортивной части вступительного экзамена в Нью-Йоркский департамент пожарной охраны.

Он дернул одним плечом и оттянул влажную от пота футболку, прилипшую к телу.

— Учусь на юридическом.

У меня сжалось сердце, хотя я и не удивилась.

— Но ведь ты хотел стать пожарным…

Он немного помолчал, опустив глаза на лежащий на дорожке камешек, пнул его и вновь посмотрел мне в лицо.

— Ты помнишь?

А как же иначе? Впрочем, с течением времени подробности стали забываться. Например, какие конфеты он приносил, когда я болела мононуклеозом.

— Для тебя это было так важно, — ответила я.

Блейк медленно кивнул и потер затылок.

— Да… Сейчас я тоже иногда об этом думаю. Но все вышло по-другому.

— Еще бы! — Я старалась говорить без насмешки в голосе, хотя не была уверена, что у меня получилось. — Зато… твой отец, наверное, счастлив, что ты будешь юристом.

Он провел пятерней по волосам, отчего они встали ежиком, как раньше.

— Отец недавно умер, Ари. Он никогда не слушал врачей… Ел что хотел, работал до седьмого пота даже после операции. Тетя Рейчел очень тяжело переживает его смерть, но ничего. Время лечит, как говорится.

Он был прав. Теперь я не ощутила злорадства, как в прошлый раз, когда Ли сообщила, что мистер Эллис себя неважно чувствует. Ненависть исчезла. Мне хотелось подбодрить Блейка, но я не могла подобрать нужных слов.